Игра в прятки

Я делаю ложный выпад, парень подается вперед, я…

Бум. Ай! Что это?

Все тело дрожит. Голова кружится, гудит.

Глаза широко открыты. Ай. Я лечу. Что случилось? Меня ударили.

— Защищайся, — говорит Биффо. — Танцуй. Восстанавливай силы.

Ну уж нет, ему не победить. Я — Али.

Я умею драться. Я смогу.

Подхожу ближе. Принимаю удары.

Пусть выдохнется.

Ой, как же больно.

Я отступаю. Танцую. Дышу.

— Все, что нам нужно, — говорит Биффо, — это хороший удар.

Да. Удар под дых. Прямо в солнечное сплетение.

Это делается так.

Танцуешь.

Ступаешь полной ступней.

Упираешься носками в землю.

Собираешь все силы в один удар.

— Вот теперь ты дело говоришь, дружок. Врежь этому нахалу. Прямо в живот. Прямо в грудь. Пусть удар пройдет сквозь него.

Пижон ударяет вяло, лениво.

Я снова уворачиваюсь. Полная ступня. Носки в землю. Вся сила в один удар.

Бью. Резко. Сильно.

Вверх, под ребра.

Бум!

Мой удар направлен сквозь него.

Пум!

Отлично.

Он охает и оседает к моим ногам.

Я отступаю. Я скриплю зубами.

Губы его вытягиваются в тонкую линию, на подбородке — кровавая струйка. Рука сжимает рубашку на груди.

— Врежь ему коленом в рыло! — орет Терри.

Я отхожу назад. Толпа ревет. Я вижу Пижона на ринге. Он валится, валится вниз, вниз, вниз, на настил. Только это не настил вовсе.

Крак.

Он распластывается на цементном полу, скрючивается, стонет, хрипит.

— Врежь ему, Пиклз! — кричит Терри.

Нет. Не буду. И не потому, что я хороший мальчик. Я вообще не мальчик. Я Али. А он Сонни Листон. Уродливый бугай. Он повержен. С ним покончено.

Я стою над ним с поднятой правой рукой. Я — Али.

Он поднимает глаза, моргает раза три. В глазах слезы.

Али сказал бы что-нибудь, уничтожил бы его словами. Я не спешу, он уже не встанет.

— Надеюсь, ты только обмочился?

Ребята гогочут, им понравилось.

— «Скорую», — выдыхает Пижон. — Вызовите «скорую».

Решил, что ему уже конец.

— Уноси свою мокрую задницу.

Молчание.

Наконец до них доходит. Они умирают со смеху. Даже на распухшем, мокром от слез лице Свинки расползается широкая улыбка.

Я тоже смеюсь.

Я счастлив.

Я победил.

— Дружище, ты победил, ты был просто великолепен, — радостно шепчет Биффо. — Думаю, я тебе больше не нужен. Ты снова в игре.

Я, Питер и Свинка идем вместе. Я не звал их. Они сами пошли, как в былые времена.

— Ни хрена себе, Гарри, — выругался Питер.

А ведь он никогда не ругался раньше. Было ясно, что на него все это произвело впечатление.

— Ни хрена себе, Гарри. Где ты так научился драться?

— Отис показал мне несколько приемов.

— Хорошо, что показал, — улыбнулся Свинка. — Спасибо тебе, Пиклз. Ты мне жизнь спас.

— Как ты в это вляпался, Свинка?

Он покраснел и уставился в асфальт.

— Очередная блестящая идея Терри.

— Я говорил тебе — держись от парня подальше, — буркнул Питер.

— Ага, — протянул Свинка. — Легко сказать.

— Но почему Терри не применил какой-нибудь приемчик карате, которому научил его крутой отец?

— Он бухгалтер.

— Это прикрытие.

— Это правда, — подтвердил Пит. — Он бухгалтер.

— Ну да. По выходным, а так он супертайный агент.

— Пиклз, по выходным он играет в гольф.

— Он нам столько всего наврал.

— Мне больно.

— Это всего лишь йод, — ответил папа.

— Представь, что он твой пациент, — посоветовала мама со смешком. — Может, тогда будешь…

— Ай, папа.

— …чуточку осторожней.

— Ну-ка, расскажи мне еще раз. — Папа приподнял мою рубашку одной рукой, а другой проверил ребра на прочность. — Что произошло-то?

— Ай! Я упал, вот и все. И не надо из этого устраивать трагедию.

Я уставился на темно-желтый прямоугольник — там раньше висел Пикассо.

— Упал, говоришь? Прямо на чей-то кулак? — тихо сказал папа.

Я перевел взгляд на часы.

— Слушай, пап, тебе пора, опоздаешь на операцию.

Он опустил мою рубашку.

— Ничего не сломано. Будешь…

«Жить», — хотел он сказать.

— Ты прав, Гарри, мне пора.

Я подумал, что легко отделался. Но тут папа взял мои руки, повернул их так, чтобы на них падал свет, и отступил, чтобы мама тоже могла их хорошо рассмотреть.

— Вижу, другому парню тоже немало досталось.

— Это точно. Вы бы его видели, — сболтнул я, как последний дурак.

Они убирали со стола, а я лежал в кровати и думал о том, что́ они скрывали от меня до тех пор, пока психотерапевт не заставил рассказать.

О том, как солдаты и полицейские на коленях обшаривали поля, пытаясь найти хоть что-нибудь.

О вертолетах, о поисковых собаках и сыщиках.

Об объявлениях, развешанных в Бредфорде, Глазго, Понтефраке, Брайтоне и в других городах.

Об идиоте, которого посадили в тюрьму, потому что он говорил, что знает все про Дэниэла, хотя на самом деле он его и в глаза не видел.

О том, как папа и мама выступали по телевизору, просили вернуть Дэниэла.

Похоже, Дэниэла искала вся страна. Что ж они мне раньше не сказали?! Я бы не так беспокоился… Наверное.

В то время мы вообще не разговаривали.

«Ту-ту, — гудел поезд. — Ту-ту».

Чтобы не заснуть, я ждал, когда прогудит следующий поезд, потом следующий, потом еще один.

Ту-ту, ту-ту.

Они поднялись по лестнице, открыли дверь, долго смотрели на меня.

Ту-ту. Ту-ту.

Прошептали что-то ласковое в темноте.