Игра в реальность

– Проехали, – сказал Менелай, понизив голос на полтона. – Извините меня тоже за резкость, но данная тема мне неприятна в такой же степени, как неприятен вам разговор о смерти.

– Вам не кажется, что ваш разговор свернул не в то русло? – обратился к нам обоим Витька.

– Откуда тебе известно, о чем мы говорим? – удивленно посмотрел я на своего приятеля.

– Догадался по твоим репликам, – усмехнулся тот. – И по твоему выражению лица. Ты, похоже, уже готов смириться с тем, что тебя списали в покойники.

– Между прочим, это была ваша идея, – заметил Менелай. – Я ни слова не говорил о смерти.

– Так, значит, мы все еще живы? – с надеждой спросил я.

– Вы не живы и не мертвы, потому что в данном варианте реальности просто не существует таких понятий, как жизнь и смерть, – ответил Менелай. – Здесь все иллюзорно, включая красный песок у вас под ногами и багровый купол неба над головой. Другие на вашем месте увидели бы нечто совершенно иное. Например, каменные плиты или жидкую, чавкающую грязь под ногами.

– Но почему мы с Витькой видим одно и то же?

– В противном случае каждый из вас решил бы, что его спутник окончательно спятил.

– Выходит, в этом мире нет ничего реального?

– Абсолютно ничего. – Голова моего собеседника, окрасившись в темно-зеленый цвет, качнулась из стороны в сторону, так, словно Менелай жестом хотел дополнить свои слова. Я знал, что это только моя фантазия, но все равно выглядело это очень похоже. – Оказавшись в этом мире, вы сами превратились в иллюзию, – продолжал между тем Менелай. – Абсурдность ситуации заключается в том, – спартанский царь хмыкнул, не то насмешливо, не то озадаченно, – что единственной реальностью здесь являюсь только я. Потому что я изначально не что иное, как иллюзия. А иллюзия, порожденная иллюзией в иллюзорном мире, – это, согласитесь, уже нечто значимое.

Пытаясь понять то, что сказал Менелай, я задумчиво провел средним пальцем по лбу.

– Все не так сложно, как представляется на первый взгляд, – попытался утешить меня Менелай. – Любой из существующих вариантов реальности в той или иной степени иллюзорен. Просто мало кто из живущих пытается отделить иллюзию от реальности. Во-первых, для того, чтобы проделать это, требуются определенные знания и навык. А во-вторых, знание о том, что какая-то часть мира, в котором ты живешь, на самом деле не более чем иллюзия, вряд ли может кого-то сделать счастливым.

– Что верно – то верно, – согласился я. – Зачастую спокойнее жить в окружении иллюзий, нежели пытаться убедить кого-то в том, что мир на самом деле совсем не такой, каким мы его себе представляем.

– Кончайте пустую болтовню, – вновь обратился к нам Витька. – Что и как происходит в этом мире, разберемся потом, если будет желание и время. Сейчас нужно подумать, как нам отсюда выбраться.

– Полагаю, что помимо клиппера у нас нет другого ключа, – высказал свое мнение я.

Витька посмотрел на шкалу прибора, который он держал в руке.

– А что думает по этому поводу Менелай? – спросил он.

– В этом мире прибор, который держит в руке ваш друг, так же иллюзорен, как все остальное, – ответил Менелай.

– Но именно с его помощью мы попали сюда, – заметил я.

– Не отрицаю этого. – «Головастик» переместился чуть влево и повернулся ко мне боком, как будто специально для того, чтобы мне была ясно видна яркая зеленая полоса на темно-фиолетовом фоне, прочерчивающая его тело от головы до хвоста. – Но как только вы переместились сюда, он перешел в разряд иллюзорных объектов, точно так же, как вы сами. Он существует для вас только до тех пор, пока вы верите в то, что он есть. Если же вы проделаете с ним то же самое, что делал ваш друг с различными предметами, – положите его на песок и отойдете на достаточное расстояние, – то клиппер исчезнет. Навсегда и безвозвратно. И не потому, что его, как полагает ваш друг, поглотит энтропия, а потому, что вашей веры будет уже недостаточно, чтобы поддерживать его иллюзорное существование. И никакие усилия вашей фантазии и воли уже не смогут возродить этот прибор.

Слушая Менелая, я смотрел на клиппер, который держал в руке Витька. И чем дольше я на него смотрел, тем более нечеткими становились очертания грушевидного предмета. А материал, из которого он был сделан, начал терять окраску, становясь полупрозрачным, как мутное стекло. Вскоре я мог отчетливо видеть только узкую шкалу с красной точкой курсора, которая, наоборот, наливалась цветом, становясь похожей на каплю расплавленного металла.