Игра в смерть

Я проводил Эскью взглядом: смотрел, как он растворяется в темноте. А потом и сам двинулся восвояси, оставив шепотки за спиной. Под моими ногами хрустела ледяная корка. Малышня успела разойтись по домам, оставив тлеть угли кострищ.

Падающая звезда чиркнула в небе, метя в самый центр Стонигейта.

Десять

Звали его Лак. Ему было четырнадцать. Он носил шкуру медведя, которого сам и убил. На ногах — обмотки из оленьей кожи. В руке каменный топор, который когда-то принадлежал его дедушке. К груди, под шкурами, подвязана кроха Дал. Пес по кличке Кали пристроился у ног хозяина. Лак же, присев на край утеса, вглядывался в скованную льдом реку далеко внизу. Лед затянул собою все: долины, трещины в камнях и расщелины в скалах, собственные волосы и брови Лака. Лед захватил мир: в вышине голые скалы, а под ними — ничего, кроме льда. Он сверкал, отражая лучи утреннего солнца, и Лаку пришлось сузить глаза, уберегая их от ослепительного блеска. Он вглядывался в белый мир, раскинувшийся внизу, надеясь заметить столб дыма — признак людей, след его потерянной семьи. Но так ничего и не увидел; лишь белый лед, темный камень, огромное синее небо и низко висящее в нем желтое солнце.

— Ай-е-е-е-е-е! — крикнул Лак.

Звук его голоса вернулся обратно, отраженный от льда и скал. Разнесся эхом по всей долине и затерялся вдалеке.

— Ай-е-е-е-е-е! Ай-е-е-е-е-е! Ай-е-е-е-е-е!

Открыв глаза, пес приподнял голову и навострил уши.

Лак рассмеялся.

— Это лишь я, — объяснил он. — Вечное эхо моего голоса во льдах.

Сунув руку под медвежью шкуру и коснувшись младенца, Лак ощутил, как Дал ворочается на его груди, кожей почуял тепло ее губ и щек.

— Все будет хорошо, — прошептал он. — Не переживай, милая. Все будет в порядке.

Выбравшись на выступ скалы, Лак приметил в трещинах мелкие колючие растения — единственное, что еще росло в этих краях. Он выдернул эту травку, сунул в рот, пожевал, проглотил и, скривившись, сплюнул. Во рту горечь. Язык исколот, в брюхе кисло. Взяв крошечный цветочек, единственную сладкую часть растения, Лак смочил его слюной, поднес к губам малышки и почувствовал, как она его лизнула.

— Не переживай, — шепнул он. — Возможно, этот день даст нам ягод.

На раскрытой ладони он протянул колючую травинку псу. Кали обнюхал ее, но есть не стал, обратил полный надежды взгляд к хозяину. Погладив собаку, Лак пробормотал:

— Быть может, этот день даст нам мяса, Кали…

С тем он и продолжил свой путь на юг, плотно кутаясь в медвежью шкуру, чтобы малышке было теплее, храня память о своей семье и чувствуя, как от мороза ломит кости.