За то, что он помогал им.
Нет!
– Смерть довольна тем, что Йонва на свободе. Но она боится, что вы ему помешаете. Когда она узнала, что я дал тебе подсказку, Госпожа вышла из себя и приказала схватить меня и отправить в Ноктумгард. В ту самую камеру, где сидел Йонва.
Кобзарь провел ладонью по щеке, стирая сажу. Уставился куда-то поверх кольца, закусив нижнюю губу. Его подбородок трясся.
– Нет! – твердо повторил Теодор. – Нет же.
Он стиснул пальцы в кулак.
Смерть отняла у него все. Родителей. Филина. Тетю. И теперь хочет отнять настоящего друга, который ничего плохого не хотел сделать… От несправедливости у Теодора выступили на глазах слезы.
– Нужно что-то придумать, – процедил Тео. – Я обязательно придумаю что-нибудь!
Нижняя губа музыканта задрожала.
– Прости, мой мальчик… я не смог тебе помочь. Но теперь мне все-таки не так грустно. Впервые за многие века я совершил хороший поступок. Я всегда боялся, понимаешь? Мне было страшно выступить против нее… Хотя я желал. Конечно, желал. Смерть обманула меня, отняв сердце, ты ведь знал это. Но, Тео, люди без сердца, оказывается, такие трусы…
– Вы не трус!
– Теперь, пожалуй, нет. – Кобзарь слабо улыбнулся. – Благодаря моей подсказке вы сможете открыть Алтарь. И когда вы выпустите Любовь, Тео, мир озарится… И если мое заключение – это плата за счастье, да будет так. О, ты еще не видел, как она прекрасна.
Волшебный Кобзарь покачал головой, на его бледных губах скользнула призрачная улыбка, а лицо озарилось полузабытым светом:
– Я видел ее, Тео. Видел Любовь, да будет свет ее ярче солнца… Она прекрасна в своем величии. Когда слышишь ее песнь, забываешь обо всем – будто все ангелы небесные и птицы, что таятся в лесах, вспорхнули тебе навстречу и поют для тебя. Тебя одного. И от ее пения, Тео, веришь… – глаза Кобзаря засверкали, – душа наполняется теплом, и ты согреваешься от величайших звуков, какие слышал мир. Ибо мелодия та сильнее, чем Смерть, она стирает все преграды, всю тьму и все тени. Люди, погрязшие в холоде и ненависти, забывают про вражду. Забывают даже про Смерть, Тео. Ибо Любовь побеждает все…
– Я спасу вас, – прошептал Тео. – Когда я вызволю Любовь, если она побеждает даже Смерть, я попрошу ее… Попрошу вызволить вас… Она ведь сможет?
Казалось, Кобзарь вот-вот заплачет.
– Я… не знаю.
– А я знаю, – твердо сказал Теодор. Будто что-то ему подсказало. – Все будет хорошо. Карты сказали, Любовь наградит своего стража. Я хочу… хочу, чтобы она спасла вас!
Кобзарь смотрел на Теодора, не отводя глаз. Что-то странное мелькнуло у него во взгляде.
– Ты хочешь освободить меня?
– Да.
– Уверен?
Глашатай Смерти сглотнул.
– Теодор Ливиану… ты воистину не тот, кем был прежде. И послушай внимательно, что я тебе скажу. Просто поверь, пусть не веришь себе сам. Поверь мне, своему другу. У тебя самое чистое сердце из всех, что я встречал.
Теодор почувствовал, как кровь прилила к щекам.
– Даже в самом темном лесу обязательно есть поляна, на которой растут цветы. И твоя поляна, Теодор, скрыта в самой глубине дремучего, холодного, мрачного леса. Но я искал ее в тебе и увидел, Теодор Ливиану. Увидь же ее и ты.
– Вы вновь говорите загадками?
– Нет, – грустно ухмыльнулся Кобзарь. – Какие уж тут загадки? По твоим пылающим щекам ясно: ты все понял.
Тео смущенно потупился, а Кобзарь растроганно поморгал и шепнул:
– Я знаю еще один секрет, Тео.
Какое-то мгновение музыкант колебался, но затем все же решился:
– Третья гробница – последняя. Три могилы указывают путь к Алтарю. «Звезда начинает, ведет и вершит». Алтарь находится в четвертом городе… И в этом городе… будь осторожен, Тео! Тш-ш… – Кобзарь приложил палец к губам. – Алтарь… подумай, Тео, где обычно находится алтарь?
– В церкви?
Глашатай чуть заметно кивнул.
– Алтарь в сердце звезды, Тео!
Кобзарь поднял голову, прислушиваясь к чему-то, бросил взгляд на Тео и шепнул:
– Кто-то идет!
Кольцо тут же заволок туман, и музыкант исчез.
Теодор какое-то время сидел, пялясь на свои руки.
О чем он?
Теодор был без понятия. Третья гробница – последняя. Если он пройдет испытание, то узнает, где Алтарь. Тео поднялся на ноги и уставился в сплетения угольно-черных ветвей, слушая ночное беззвучие. Из-за него Король Червей не пустил его друзей. Из-за него! Он посчитал Теодора нелюдимцем, увидев тень. Но Тео не такой.
«Я не хочу быть чудовищем, – признался Теодор. – Я не чудовище. И не стану им. Я лучше умру, чем превращусь в нелюдимца».
Выпрямив спину, он зашагал к Старому городу.
«Я пойду в эту могилу один».
Уже перевалило за полночь. Теодор ускользнул от Охотников – еще неизвестно, кто страшнее – нелюдимцы или же Охотники, если увидят скользящую за ним тень.