Игра в Тарот

Наконец послышался скрип раскачиваемого колокольного языка. Плач, стоны, всхлипы, крики, и скрежет зубовный исходящий из многочисленных нор резко усилился. Отворились большие двустворчатые двери и на нижнюю площадку вышли братья стражи правоверной революции. Они встали кругом, и к ним тот час же бросились послушники. Каждый из послушников пал ниц, перед своим наставником.

Толик лобызал, так полагалось по канону, подошвы сапог своего наставника, и просил его, простить свои тяжкие грехи и доверить ношение посоха исправления.

— Так и быть, грешный смердящий пёс, Бог, милостив, и позволяет тебе послужить сегодня во славу его — раздался над ним голос Пал Палыча, теперь брата Павла.

Как только братья, все разом, произнесли эти слова и воткнули рядом с пасшими ниц послушниками свои железные посохи, грянул первый звук колокола.

В ответ ему раздался дикий визг. Выскочив из нор, в низ по террасам посыпались «грешники», таков был статус основных обитателей узилища.

Но не все, услышав звук колокола, обезумив, в страхе вылетали из своих нор и катились вниз по террасам, многие, наоборот, пытались поглубже забиться внутрь, дрожа и визжа от страха.

Именно для выковыревания таких, и получали Толик, и другие «послушники» эти чудовищные, острые, крючковатые посохи. Подбегая с таким посохом к норе, где затаился очередной «упорствующий во грехе», Толик тыкал несколько раз внутрь острым концом, а потом вытягивал визжащего грешника, подцепив крюком.

— Что, сволочь демократическая, не хочешь каяться! Просрал демократию, и что, думаешь, что так сойдёт? Небось, когда надо было, не поддержал наш союз правильных сил? А ну вылезай на покаяние! — сладострастно кричал он, стараясь заглушить неистовый гул колокола, и как можно сильней ткнуть очередную жертву, желательно прямо в глаз.

Лишь перед норой Гавнодара он явно мухлевал, тыкал пару раз для проформы и шёл дальше. Но сегодня, в этот момент над ним оказался брат Павел.

— Что же ты, пёс смердящий, грешник непрощаемый, Бога обмануть хочешь? — грозно спросил он.

Толик воткнул, как полагается шест в землю, и пал ниц перед суровым наставником.

— Прости, брат наставник, устал. Устал, сил не хватило. Я замолю грех, замолю. Прикажи, брат наставник, зубами этого грешника вытащу. Только не губи, не губи — зарыдал Рыжий Толик.

Брат Павел выдернул из земли посох, и саданул Толика поперёк хребта. Затем, что есть силы, ткнул посохом в глубь гавнодаркиной норы. Оттуда послышался мерзкий протяжный хрип, и всё затихло. Брат Павел крюком подцепил и вытащил из норы её содержимое.

Егор Гавнодар был мёртв. Удар ему пришёлся прямо в глаз. Сразу видно удар был настоящего профи. С первого раз, и сразу в очко!

— Ну, вот ещё один грешник представился. Славу богу! — удовлетворённо просипел свирепый монах.

— Ну а ты, пёс, не достоин быть послушником, ступай опять в грешники.

— Пал Палыч, не губите. Вспомните, мы же так долго, так долго вместе были. Помните, вы же сами говорили, мы друг без друга… — завыл в отчаянье Толик.

— Какой я тебе, грешник, Пал Палыч? Совсем бес тебя одолел. Получай пёс! — и брат Павел обрушил на хребет Толика лавину ударов. Затем, почти уже бездыханное тело, брезгливо столкнул ногой вниз.

Когда Толик очнулся, ему выдали свечу и нацепили «коллективную веригу». Грешников строили в ряд, соединяли их ошейники цепью, на которой висело тяжёлое кадило. Скоро скорбная процессия отправилась на богомолье.

Из подземелья, в облаке ладана, потянулась процессия кающихся демократов. Истощённых грешников бросало под тяжестью вериг из стороны в сторону. Паникадилы мотались и раскачивались с чудовищной амплитудой, создавая реальную угрозу зашибить любого неосторожного прохожего. Сильно дымили. Цепи скрипели, заглушая пение псалмов.

По бокам процессии шли братья стражи правоверной революции. Рядом с ним трусили, таща тяжелые посохи, послушники. Братья внимательно следили, чтобы грешники пели псалмы, били поклоны и крестились. Заметив, что кто-нибудь отлынивает, они посылали послушника наказать аспида. Ткнуть ему острым концом посоха в спину.

Толик почувствовал резкую боль в спине. Он обернулся и увидел, что только что ему в спину ткнул посохом Алик Кохер.

— Толик, прости, но сам понимаешь, я эту должность только что получил. Боюсь потерять. Поэтому потерпи, надо мне себя хорошо показать. Ну, ты же понимаешь? Мы же из одной команды — и Алик Кохер саданул Толика ещё несколько раз.

Это он уже мерзко выслуживался. По канону достаточно было ткнуть грешника всего лишь один раз. Но, действительно, Толик понимал — должность. Сам так, когда был на ней, так же делал.

— Да не все могут, как я, идти ради друзей и соратников на такие жертвы! Вот я, пожалел, Гавнодара, эх-х-х! — застонал он, не в силах сдержать приступ жалости к самому себе.

Его захлестнула злоба на своего бывшего соратника. Не на Кохера, на Гавнодара.