Игра в Тарот

— Называйте это, как хотите, но мне нужно избавиться от кошмаров. Мне надоело страдать и умирать.

— Не говорите так. Не умирает только тот, кто не живёт.

Толик уже начал терять терпение от этих софизмов. В нём начала вскипать волна гнева.

— Похоже, наша дискуссия начала принимать совершенно неконструктивный оборот. Я вам говорю о простых и конкретных вещах, а вы мне отвечаете не относящимися к сути вопросов софизмами. Послушайте, мне нужен результат, конкретный результат. Вы можете его мне дать? Если нет, то прошу вас сказать об этом прямо. Я тогда буду искать другие возможности.

— Другие возможности чего? Изменить судьбу? Попробуйте. Вы, кажется, уже уходили от меня с твёрдым намерением никогда больше не возвращаться. Всё очень сложно. Как для вас, так и для меня. Поймите, я могу вам помочь, только если будут до конца выполнены определённые действия. Нам надо вместе и последовательно выполнять их. Шаг за шагом. Только тогда есть надежда на успех. А вы, всё время пытаетесь, перепрыгнуть через, сами не понимая что, и сигануть, сами не зная куда.

— Какие действия? Сколько меня ещё должны мучит кошмары?

— Ну, вот, например, надо сделать эту куклу и заключить в неё вашего Сукуба. Инкуб у нас уже есть — Алхимик кивнул на колбу с невероятно разросшимся глистом, — осталось материализовать Сукуба. Сколько ещё вам осталось? Поймите, обычно сначала материализуется Сукуб, а лишь затем, когда я уже знаю клиента, всесторонне его изучил, уверен в нём, приходит время Инкуба. У вас же всё получилось наоборот. Могут быть осложнения. Но что-то мне подсказывает, что мы справимся.

— Что вам даст Сукуб?

— Имея Инкуба и Сукуба, я смогу управлять вашими снами.

— Ну, так давайте это закончим, наконец. Что нужно чтобы этот Сукуб материализовался?

— Закончим, закончим, обязательно закончим — как-то не добро улыбнулся Алхимик.

— Но для этого вам нужно снова погрузиться в сны. Если всё пойдёт удачно, то скоро наступит последний ваш кошмар. Он будет долгим. И я вам должен дать ключ, который позволит вам замкнуть этот сон. Иными словами вы должны будете в нём сделать определённую работу, которая позволит вам переломить тенденцию ваших неблагоприятных сновидений.

— Как скоро это случится и что это за ключ?

— Как скоро не знаю. Это произойдёт не раньше, чем будет готов Сукуб. Нужно иметь готовую куклу, чтобы принять в неё его.

— Ну, так что мешает вам её уже сделать?

— Сукуб должен изготавливаться во время сна. Я должен делать его, находясь с вами в медиативном контакте, иначе он не оживёт.

Толик вздрогнул и с ужасом и отвращением посмотрел на куски деревяшек лежащие перед Алхимиком.

— Что это за ключ?

— Иллюзия. Вы должны будите внутри сна создать иллюзию.

— Я не понял.

— Для этого я должен ещё раз напомнить основные принципы нашего учения. Всё иллюзорно в этом мире. То, что мы воспринимаем лишь поток иллюзий. Поток снов. Но иллюзии рождаемые взрывом входят в нас через боль и смерть. Лишь боль и смерть способны изменить судьбу, и дать новые образы, новые сны, обновить поток иллюзий, привнести в него новое. Каждое такое обновление — сжигающий всё безжалостный взрыв, непредсказуемо меняющий мир. И, как я понял, вы всячески стремитесь избежать боли и смерти, зримо преследующих вас в ваших снах. Это так?

— Да — прохрипел Толик.

— Тогда что может быть им противопоставлено? Этим безжалостным и деспотическим образам заставляющих корчится всех нас от боли и умирать, умирать, умирать? Тому, что настолько глубоко входит в нас, сжигая всё наше существо, что мы не сомневаемся в их реальности. Что?

— Что? — эхом послышалось в ответ.

— Что позволяет забыть, пусть хотя бы на миг, о деспотизме реальности? Что может дать нам забвение? Что? Только дурман лицедейства. Балаган. Мы должны создавать свои химеры, свои иллюзии, свой воображаемый мир. Мы должны играть свои пьесы, предлагать свои образы. Весёлые и смешные, простые и понятные, несовершенные и жалостливые, заставляющие забыть о боли и смерти. Карнавал, иллюзорный мир карнавала, шутовство — вот что остаётся нам. Как только после очередного взрыва поток сознания более или менее стабилизируется, мы всегда проникаем в него старым бродячим цирком. Наш храм въезжает в разорённую, и пустую после очередного обновления страну потрёпанным скрипучим балаганом, и, достав старые костюмы, надев истрёпанные маски, сдув пыль с марионеток, мы начинаем новое представление старой пьесы. И снова усталая толпа жадно ловит каждое наше слово, и снова нафталиновые уроды в фаворе, и незамысловатая игра деревянных кукол поглощает всё внимание публики.