Игра в убийство

– Тогда не уверена, что ей нужен такой человек, как Сергей. Он способен не только на измену, но еще и на подлость и жестокость, причем совершенно не считается с чувствами других.

– Мне он тоже не нравится, – буркнул Игнат, – но вмешиваться не буду. Сестра сама разберется, не маленькая.

То ли от напряжения, разлитого в воздухе, то ли от активных размышлений (если честно, Аленке впервые в жизни пришлось сводить воедино разрозненные факты и догадки и фактически вести расследование), то ли от очередного разочарования в мужчинах у Аленки загорелись щеки.

Выскользнув за дверь, она рванула с вешалки куртку и очутилась на крыльце, с удовольствием втянув ноздрями особый камчатский воздух. Острый, свежий, он все так же пах травами, сосной и немного пеплом. Пеплом надежд?

– Оставайтесь. – Она обернулась на голос. Низкий, мягкий, глубокий, он задевал что-то глубоко внутри, заставляя чуть быстрее биться сердце. – Оставайтесь здесь на пару дней. Вы же в отпуск приехали и, как мне кажется, нуждаетесь в покое и уединении. А у нас все для этого есть – для релакса души, я имею в виду. И да, знаете, люди вообще несовершенны. Не только мужчины, но и женщины. Готовность изменять и подличать не зависит от пола, если вам интересно мое мнение.

– Наверное. – Аленка пожала плечами. – Тоже приходилось сталкиваться?

– Да большинству приходилось, просто кто-то может простить, а кто-то нет. Я не смог, поэтому один.

– Вот и я тоже. Но, как это ни парадоксально, в последнее время мне кажется, что, отказавшись прощать, я больше приобрела, чем потеряла. К примеру, чувство собственного достоинства, возможность жить без лжи, а еще – свободу. И острее всего я почувствовала это здесь, на Камчатке.

– Идите обедать! – закричала из глубины дома Ирина.

Через час стоящая на крылечке Аленка смотрела, как грузятся в вахтовку ее внезапно обретенные друзья. Уселся за руль мрачный Игнат, рядом с ним расположился Леня Удачин, в глубине машины скрылись Николай, Марина и Ирина. Она помахала Аленке рукой и лукаво улыбнулась.

– Счастливо оставаться!

Проводив отъехавшую машину глазами, Аленка перевела взгляд на пламенеющий поодаль осенний лес. В нем было много золотого и багряного, словно белый и синий цвет, до этого ассоциирующийся у нее с камчатским настроением, уступил напору ярких, сочных, радостных красок, которые не оставляли ни малейшего шанса черноте и серости.

Легкий ветер проникал под куртку, но от него становилось не холодно, а, скорее, свежо. Он будоражил и щекотал ноздри каким-то новым незнакомым запахом. Так пахла свобода. Камчатский ветер, чье название занесено в словарь ветров. Бабий ветер бабьего лета – а как еще назовешь возраст под пятьдесят, но, оказывается, и в нем возможно счастье.

Еще полгода назад Аленка искренне верила, что в ее жизни произошла трагедия, потом считала случившееся драмой, а здесь, на Камчатке, вдруг поняла, что это был всего лишь фарс. Был и закончился.

– Пойдем в дом? – услышала она за спиной сводящий ее с ума низкий голос.

В словах не было вопроса, лишь спокойная уверенность. Она обернулась и смело посмотрела в ясные даже за стеклами очков глаза высокому, чуть полноватому, совершенно неидеальному, но такому надежному мужчине, заставлявшему ее испытывать давно забытые чувства.

– Пойдем, – ответила она и взяла его за руку, теплую, сухую и крепкую. Аленка даже не сомневалась, что сделанный через порог шаг ведет в новую жизнь.

Вальс-бостон

Влажный прохладный воздух приятно холодил грудь. Бегать в такую погоду – одно удовольствие: уже не жарко, еще не холодно. Плюс двенадцать. Да и красота вокруг – глаз не оторвать. Золотую осень в старинном московском парке Митя любил особенно. Осень вообще была его любимым временем года, когда мир вокруг замедлялся, словно готовясь впасть в спячку.

В прошлом оставалась жаркая летняя суета, когда хотелось все успеть, длинные, почти белые ночи, лишающие сна и заставляющие мечтать и томиться по чему-то несбыточному. Весной и летом ему хотелось влюбиться, сильно, до дрожи в ногах, хотя уж что-что, а этого он себе позволить никак не мог. Чемпион России по спортивным бальным танцам в европейской программе, почти что чемпион Европы. Слишком многое поставлено на кон, так что ногам дрожать точно нельзя. Такое томление духа Дмитрий Фриш испытывал каждый год где-то с середины апреля по начало августа, а потом ничего, отпускало.

Зиму он, впрочем, не любил, потому что белое безмолвие не давало никакого простора фантазии, навевая мысли о неизбежной смерти. А вот золотая осень с ее буйством красок ложилась на душу целительным бальзамом. Еще не холодно, уже не жарко. В том числе в душе и мыслях.