Игра времен (сборник)

– Я первая. Там не должно быть ловушки, но не стоит испытывать судьбу. – И прошла внутрь. Там не было ловушки. – Судьба… и могучая участь… – Собственный голос показался мне непривычно глухим. Это стены сделали его таким.

Торгерн прошел за мной и стоял рядом, глядя на долгий ход, лежавший перед нами.

– Карен… а что дальше?

– Увидишь.

Если он растерялся, то только на мгновение.

– Теперь я пойду вперед.

Он передал мне факел, хотя разумнее было держать его у себя. Но он, видимо, по привычке, хотел оставить руки свободными. Принимая факел, я снова увидела его глаза, все с тем же выражением жадной радости. Я не препятствовала ему. Мы были в главном коридоре, здесь не было ответвлений, сбиться с дороги он не мог. Ловушек здесь тоже не было, не было…

Так мы шли – он, на расстоянии нескольких шагов от меня, и я, несущая огонь. Он шел смело, ничего не боясь, несмотря на все свои суеверия. А может быть, и благодаря им. Он верил, что мое колдовство сильнее (в этом он недавно убедился) всякого другого. А человек… разве мог он испугаться человека?

Надо было предупредить Торгерна насчет лестницы. Однако он увидел сам.

– Карен! Ступени!

– Да. Теперь мы будем спускаться дальше. Дальше – вход в главную пещеру.

– Если там и дальше такие ходы, здесь можно будет разместить солдат. И если ход тянется под горами, то мы захватим Сламбед прежде, чем они поймут, в чем дело.

Я ничего не ответила. Он, вероятно, и не ждал, что я отвечу, а сказал это себе, со знакомой мне непреклонностью в голосе.

Мы стали спускаться. Лестница была не крутой, а пологой, идти было нетрудно. Часами можно было идти… Но часов не потребовалось. Лестница кончалась узкой выгнутой площадкой, от которой снова вел прямой ход.

Я укрепила факел (он уже догорал) в расщелине стены.

– Там, – я махнула рукой, – там – большая пещера. Иди.

Он прошел вперед. Я сделала несколько шагов и остановилась, прислонясь к стене. У своих ног я видела тень Торгерна. Он тоже остановился, вглядываясь в то, что лежало перед ним, и стоял, как показалось, долго. Я не смотрела туда. Только на тень.

Очевидно, он ждал, что я пойду туда вместе с ним. А может, просто хотел сказать, что он увидел. Позвал меня:

– Карен!

Потом обернулся. И я ударила его мечом в грудь.

Он даже не вскрикнул. Просто свалился навзничь к моим ногам. В это же мгновение догорел факел. Без сил, задыхаясь от рыданий, я упала рядом с трупом.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я сумела приподняться. Было так темно и тихо, что мне казалось, будто я тоже умерла.

Но я была жива. Я убила, а не умерла. Чего я ждала? Что своды пещеры обрушатся и погребут нас вместе – убийцу и убитого? Или что из тьмы подземелья выйдут неведомые чудовища, чтобы покарать нарушительницу обета? Или всего этого и больше – конца света, и была готова к нему. Но ничего не произошло, ничего! Я приготовилась к гибели, но ничто не изменилось ни во мне, ни в мире.

Я вытащила свой меч из раны и убрала его в ножны. Больше я ничего не взяла и не тронула, оставила его лежать так, как он лежал. Другого факела тоже зажигать не стала, потому что глаза мои привыкли уже к темноте. К большой пещере я не подошла и даже не взглянула в ту сторону. Не мое это было дело. Последний раз посмотрела на мертвого, встала и побрела к выходу.

И всю долгую дорогу до верхней пещеры я плакала. Плакала, как не плакала никогда в жизни, как не плакала ни по отцу, ни по городу, и уже не заплачу никогда. О Боже! Я, Карен, заманила в западню человека, который мне доверился, и там недрогнувшей рукой зарезала его. И теперь я плакала так, словно мне предстояло выплакать свои глаза.

И все равно у меня не было другого выхода. Я не могла больше сносить гнета этой ненависти. И это был единственный способ его остановить… чтобы не было другого Тригондума, чтоб разбрелась и рассыпалась его армия… потому что провидец не может ничего остановить, а человек – может. Я должна, должна, должна была это сделать, и я это сделала. И теперь я плакала так, что меня трясло, и я натыкалась на каменные стены.

Я не раскаиваюсь в совершенном и готова к ответу. И если его душа действительно будет ждать мою, как он обещал – я не боюсь. Пусть Бог нас рассудит.

И все равно мне не было прощения. То, что убить было необходимо, и то, как я это сделала, – разные вещи, они существовали сами по себе, их нельзя оценивать вместе.

Я опять размышляла. А это означало, что мой разум, источник моих несчастий и побед, перенес и это испытание. И я плакала по себе – я убила, и со мной ничего не случилось, я такая же, как все, я могу убивать! И еще от жалости, простой жалости, которая ничего не меняет в жизни, плакала я – потому что некому было, кроме меня, убийцы, оплакать его. Да, много у меня было причин, чтобы плакать, и я плакала.