Александр Павлович еще раз перечитал сообщение из Сараево и поморщился. Первый сбой – перестрелка на явке и никаких следов Ската. Но что самое странное – Виктор Николаевич никак не отреагировал на информацию о провале явки. Неужели и правда в Сараево успели чисто прибрать в квартире? В таком случае вы, Виктор Николаевич, допустили большой прокол. К сожалению, не фатальный. Но все впереди.
Виктор Николаевич решил пройтись пешком. Машина ушла вперед, а Виктор Николаевич не торопясь прошел до ближайшего сквера и присел на скамейку.
– Может быть, не стоило демонстрировать такую неосведомленность? Это не ваш имидж.
– А вы, Миша, не рассчитывайте на то, что я вас не заметил. И внезапное появление перед начальством – не лучший путь к карьере, даже в нашей системе. Завтра я получу новые сведения из Сараево и мы вместе с Александром Павловичем будем поражаться такому сбою в системе информации. А Скату сообщите, что он может действовать автономно. И жестко. Хотя это он и сам знает. И действует. Нам нужен лагерь. Пусть идет к нему. И переключите на него группу наших добровольцев.
К дому Листьева мы, несмотря на отсутствие транспорта, попали, как и планировали, к одиннадцати. Обычная пятиэтажка, масса проходов во все стороны – видно, реконструировали район и снесли двухэтажные недомерки.
Во дворе переносное ограждение, милиция, толпится народ. Количество людей не идет ни в какое сравнение с толпами, что были возле Останкино и на Ваганьковском. Куда как меньше, но в большинстве своем это жители близлежащих домов, для которых за последние три дня этот двор стал чем-то вроде клуба. Обнародование портретов предполагаемых убийц начало давать результат – многие в толпе уже делились подробностями встреч с преступниками. Женщина лет сорока пяти столкнулась с ними накануне во дворе, а потертого вида старик, оказывается, с одним из них сидел за столом в пельменной. «Если бы я тогда знал!» – с сожалением и совершенно серьезно жаловался старик. Я представил себе наемного убийцу, накануне убийства подкрепляющегося в пельменной, и в который раз поразился нашей общей наивности.
В подъезд я не пошел, достаточно, что туда прорвались Носалевич и Парамонов. Я прошелся по двору и вокруг дома. Дом как дом, двор как двор. Единственное, что давало некоторую его элитность, так это пристроенный снаружи к пятиэтажке лифт, которым, кстати, Листьев в ту ночь не воспользовался. В статьях об убийстве, которых очень много появилось в газетах, и в выступлениях по телевизору не сообщали практически никаких подробностей – и это естественно. Милиция – она везде милиция, что у нас, что в Москве – делиться информацией не торопится ни с кем, в том числе, с прессой. С ней, кстати, в первую очередь. Ну и совершенно незачем ей информировать широкие круги общественности. Общественности достаточно и портретов, которые опубликованы во всех газетах. Бдительность народа – орудие, в силу которого продолжает этот самый народ верить, одно из самых могущественных орудий, направляющих действия этого самого народа.
Мои действия пока никто не направлял, во всяком случае, так мне казалось, и поэтому я пытался спокойно представить себе, что здесь происходило. Я, конечно, не профессионал в области убийств, но составить свое мнение дилетанта мне никто не мешал. Очень трудно было представить этот двор пустым. Известно, что Листьев поставил машину и прошел через двор к подъезду. Где именно он машину поставил – неизвестно, но где бы она ни была припаркована – особых вариантов пути домой не наблюдалось. Так, ждали они его в подъезде, на лестничной клетке. Место, конечно, хорошее, теплее, чем на улице, но сколько же народу могло пройти по этим ступенькам до Листьева? Или они вошли в подъезд всего за несколько минут до убийства? Откуда же они знали, во сколько именно он пройдет? Значит, как минимум один человек околачивался во дворе и подал сигнал. А кто-то, возможно, сообщал о последних передвижениях Листьева. Столько мороки и столько привлеченных сил! Ведь куда проще, скажем, заминировать машину. «Гадом буду, если заказали не только убийство, но и его способ!» – подумал я, увидев приближающегося Носалевича.
– Нас чуть не спустили по ступенькам. Кто-то из родных и близких.
– И правильно бы сделали – нечего лезть в людские переживания, – сказал я. – Ас лестницы слетать – это твой профессиональный риск.
– У всех твоих знакомых, похоже, спускаться с лестницы – любимое занятие. Причем, при выполнении твоих поручений, – встрял в разговор Парамонов.
Послать его подальше я не успел, подошел Святослав.
– Ребята, вы никуда не хотите сходить, размяться? – не совсем тактично предложил я Носалевичу и Парамонову.
– Я давно собирался сходить в «Олимпийский» – полюбоваться книжной ярмаркой.
Святослав молчал, ожидая, пока я решу кадровые вопросы.
– За книгами я не хожу, – заявил Носалевич, – у меня уже одна дома есть.