Игра втемную

– Иванов, – ответил Святослав и снова пошел в сторону метро. Я двинулся к «Олимпийскому». Сзади раздался, как пишут в романах, визг тормозов и чей-то крик. Уже зная, что увижу, я подбежал к дороге. Народ собраться еще не успел, и я сразу увидел Святослава. Он сидел на асфальте возле самого тротуара. Я настолько втянулся в детективный антураж, что больше всего удивился, увидев Святослава живым. Он сидел вытянув правую ногу, штанина была порвана, а правый рукав куртки мокро блестел. Похоже, что машина только толкнула его и он отделался довольно легко. Первым моим порывом было помочь Святославу, но неожиданно я натолкнулся на его взгляд. Едва заметно он покачал головой. Губы чуть шевельнулись. «В девять» – прочитал я по губам. Прохожие заслонили Святослава. По дороге к «Олимпийскому» вдруг понял, что меня удивило в Святославе. У него совершенно не было неподражаемого московского выговора. Ни малейшего намека.

5 марта 1995 года, воскресенье, 13-00, Москва, спорткомплекс «Олимпийский».

Нельзя сказать, что я был потрясен. Просто ощущение нереальности происходящего, исподволь подбирающееся ко мне, разрослось, стало достоверным. Этого просто не могло происходить со мной. Не могло, несмотря на то, что со мной происходили разные вещи. В тот момент, когда я увидел сидящего на мостовой Святослава, все словно отодвинулось от меня и стало немного расплывчатым. Перед тем, как потерять сознание, я обычно прохожу стадию черного колодца. Все стремительно удаляется от меня, все, что я вижу, сжимается в небольшой круг, а потом – бац! – и я встаю с пола. Тут было почти то же, только все остановилось на стадии черного колодца. Я слышал звуки, доносившиеся снаружи, видел какое-то движение перед собой, но не пытался осознать и расшифровать их. А потом по телу прокатилась волна невосполнимости потери, необратимости действия. Это как будто разбил вазу – понимаешь, что склеить нельзя. Вот тут, шаг сделан, а вернуться назад уже невозможно. В ту минуту я понял, что жизнь моя полностью изменилась. И одновременно сработала система защиты – мозг заботливо стал подсовывать версию нереальности. «Неправда, с тобой этого случиться не могло, – заботливо шептал он мне, – это все только кажется таким страшным».

Ноги автоматически принесли меня к «Олимпийскому». Мной управляло только давнее желание попасть на книжную ярмарку. Если бы не оно, я стоял бы там на тротуаре еще очень долго. Стоял и молчал, соображая, что же мне выгоднее – найти объяснение случившемуся или принять все как есть – со всей опасностью и непредсказуемостью. Любому человеку доводилось слышать о вещах, куда более страшных. Каждый знает, что на свете вершатся дела грязные и кровавые. Я не был исключением – более того, через меня проходила информация, рассказывающая о каждодневном насилии. Но все это было как-то далеко от меня. Из-за этого большинство обывателей любят читать криминальную хронику. На самом деле мало кому интересны подробности убийства на бытовой почве. Бутылкой или ножом, пять ударов или шесть – все ерунда, главное – это произошло не со мной, далеко от меня и моей семьи.

А вот теперь – произошло со мной. Теперь именно я оказался объектом приложения насилия. Такое ощущение совершенно не понравилось. Всего несколько дней назад мне казалось, что чувствовать вину за гибель человека – самый непосильный груз, который может выпасть на долю человека. Оказалось – не так. Если из-за тебя погиб человек – это неприятно и страшно, но если возникает угроза твоей собственной жизни, если ты вдруг понимаешь, что твои действия завели тебя в тупик, из которого нет выхода – ноша становится просто невыносимой. И, самое главное, совершенно непонятен источник угрозы. Я лихорадочно пытался сообразить, кто и как может меня прикрыть в этой ситуации, и понимал – никто и никак. Прийти, предъявить меморандум и на основании журналистских измышлений попросить защиты? Надо мной стали бы смеяться как над очевидцем приземления летающей тарелки. Да и сам меморандум жег меня даже сквозь сумку. Если машина сбила Святослава не случайно, то в больнице, куда его наверняка доставят, может выясниться, что свои бумаги он кому-то отдал. И кандидатом на место разыскиваемого, естественно, становлюсь я.