Игра втемную

– Да не знал я, что так получится. Думал напугать, чтоб не вымогали.

Я, на всякий случай, принес с собой фотографии погибших милиционеров – одного со снесенным до зубов черепом и другого с обезображенным лицом. Мне очень хотелось сунуть фотографии этому ничтожеству в лицо и потом уже, сбитого, раскручивать на разговор о причине подготовки убийства человека из группы «Сверхрежим». Но быстро понял, что этот ничего не скажет. Даже не безумие светилось в его глазах, а просто патологическая уверенность, в своей правоте. В своем праве отстаивать свою выгоду каким угодно способом. Его не нужно было специально готовить или подталкивать к совершению преступления. Достаточно было создать именно такую ситуацию – угроза его деньгам. Такой ни перед чем не остановится. Идеальный исполнитель, предназначенный для использования втемную, он надеялся выжить даже сейчас. И совершенно не умиляли фотографии его детей на окне. Не должна жить такая мразь, не должна. А он самозабвенно рассказывал о том, что пишет здесь стихи. Я взял в руки тощую тетрадку. Чистое графоманство, рифма гуляет так же, как и ритм, зато сколько пафоса: «Я Родины солдат!» Я совершенно подкупил его просьбой переписать для себя одно из его стихотворений: «Я готов пойти на преступленье, если Родина отдаст такой приказ…» Зачем он это писал – не понимаю. Может быть, играл сам с собой? Он даже улыбался, когда мы прощались. И я не сдержался – уже почти в дверях обернулся и спросил: «А как вы себе представляете сам процесс казни?» Брыкалов осекся, улыбка с его лица сползала очень медленно. Он промолчал и только потом, на фотографии, которую сделал в тот момент Долженко, я увидел этот взгляд. Взгляд волка.

По дороге к выходу я спросил полковника:

– Что, совершенно нет возможности разговаривать с арестованными один на один?

– С осужденными? Ни малейшей. Поймите, каждый лишний день, прожитый им, – счастье, совершенно негаданное для него. Если ему удастся убить или хотя бы покалечить сокамерника или посетителя – это новое уголовное дело, а значит, еще несколько месяцев жизни.

– И что – пытаются?

– Бывает. По инструкции запрещено давать пищу, если осужденный не стоит в противоположном углу камеры.

– Даже при закрытой двери?

– Даже при закрытой двери. В одной камере малолетки умудрились захватить руку нашего сотрудника. Они привязали ее простынями к решетке.

– И что, ничего нельзя было сделать?

– У нас двери открываются наружу. Чтобы открыть дверь в таком случае, нужно было оторвать руку нашему человеку. Еще есть вопросы?

Вопросов не было. Тем более, что мы пришли к выходу. И там меня ожидала приятная неожиданность – мой знакомый оперативник и любитель фантастики Паша Ковальчук как раз получал назад свой пистолет, на пропускнике.

– Выпустили? – спросил я.

– Сдал клиента, возили на следственное действие.

– И как действовал?

– Как следует.

Мы вышли из помещения. Сережа тактично держался в стороне и старался поглядывать на часы не слишком часто. Меня всегда поражала его тактичность. Просто интеллигент на фоне всей нашей богемы. А ведь ему нужно было срочно бежать домой и печатать фото графии.

– Сережа, ты, наверное, езжай домой, а я тут пообщаюсь с профессионалом.

Долженко попрощался, а профессионал несколько удивленно уставился на меня.

– Вообще-то я на работе… – начал он, но я был настойчив и непреклонен.

– С тех пор, как мы с тобой говорили последний раз, ты как-то изменился. Здоровье? – Паша взял быка за рога, как только мы устроились в кафе. И я перешел в режим монолога. Паша слушал молча. Я закончил свой рассказ, а он все еще минут пять молчал.

– Ты когда собираешься на заседание клуба? – неожиданно спросил Паша.

– Понятия не имею, надо поговорить с Владимиром Александровичем, – в конце концов, если опытный человек строит разговор именно таким образом. Тем более, если этот человек капитан милиции и оперативник. Кстати, о его оперативных талантах. Он как-то взял меня на дело и вместе с фотографом. Мы честно постарались не пропустить кульминации, но к моменту нашего прибытия на несчастных жуликах уже были браслеты. Об одном с тех пор я сожалею – прокатиться по главной пешеходной улице города с таким ветерком мне уже никогда не придется.

Мы еще потрепались немного. Паша к моему вопросу не возвращался, я не настаивал. Мы спокойно вышли из кафе. Попрощались, я даже успел сделать несколько шагов в сторону станции метро, но тут Паша меня окликнул:

– Чуть не забыл. К тебе на работу может подойти человек с интересным предложением. Послушай внимательно.

13 марта 1995 года, понедельник, 11-00 по местному времени, Босния.