В июне 2006 года мы повезли детей в Италию, чтобы отпраздновать мой пятидесятилетний юбилей, посетив Милан, Флоренцию и озеро Комо. Это должно было быть отличное путешествие, но ничего не получалось. Однажды вечером в нашем гостиничном номере я сказал Сьюзен: «Это не помогает. Я плохо себя чувствую. Я хотел развлечься здесь, но не знаю, хочу ли остаться. Я хочу домой».
С нее было достаточно. Она сказала, что я все время был пьян, что я не тот человек, за которого она вышла замуж, и что, если я не возьму себя в руки, она больше не захочет оставаться моей женой.
Это привлекло мое внимание. Я думал, что я тот человек в семье, который всегда действует сообща с остальными. Но теперь это было уже не так. Сьюзен была права, и я знал, что должен измениться. Я перестал пить и избавился от последних болеутоляющих лекарств, сорвав фентаниловые пластыри, которые были прикреплены к моей заднице. Я перестал жаловаться на боль в руке, сел на велотренажер и начал худеть. Моя шея начала выпрямляться, и взгляд стал яснее.
… … … … … … … … … … … … …
Я все еще был лишь частицей того человека, которым был раньше, однако я знал, где получить помощь.
… … … … … … … … … … … … …
Помимо краниосакральной терапии, Мари учила меня дыхательным техникам, которые позволят мне пережить день, когда боль снова вспыхнет. Это был естественный способ самолечения. Она объяснила, что дыхание является частью гораздо более широкой практики йоги, и что именно ей мне действительно нужно заняться.
– Йога – для девочек, – сказал я ей.
– Один сеанс, – ответила она, – и я заткнусь.
По мнению Мари, проблема заключалась в том, что врачи обращались со мной как со стеклянной вазой, слишком хрупкой, чтобы ее нагружать. Они не видели дальше своей фармакологии, и я занимался мартышкиным трудом, возлагая надежды на лекарства и другие методы терапии, которые слишком часто представляют собой пример западного высокомерия или безразличия. Опиаты были самым чертовым недавним примером этого. Это был, полагала Мари, худший подход для меня. Помимо того, что наркотики ухудшали мое состояние, Мари, как она сказала позже, знала, что я был «крутым перцем» – тем, кто расцветает во время конкуренции и конфликта, и чувствует себя живым, только подталкивая себя к самому краю. Мари не считала меня разбитым или хрупким, и она полагала, есть только один способ убедить меня в этом. Она собиралась надрать мне задницу.
Она собиралась сделать это во время сеанса йоги, к которому готовилась, не используя левую руку, так что точно знала, как я буду себя ощущать. Нужно было растягивать мышцы и давить на них, делать изометрические упражнения, толкать и поддаваться, давить и удерживать, снова и снова, пока мое лицо не заблестело от пота, мышцы не загорелись, конечности не заболели, эндорфины не начали действовать, и я не был готов закричать: «Ладно, черт возьми! Это не для девочек!»
Мне было так плохо на следующий день, я не мог пошевельнуться, и все же не мог вспомнить, когда я в последний раз чувствовал себя так хорошо. В слезах я позвонил Мари.
… … … … … … … … … … … … …
Я узнал, что значит снова чувствовать себя живым.
… … … … … … … … … … … … …
В поисках понимания я нашел книгу Леонарда Перлмуттера «Сердце и наука йоги», в которой были изложены восемь ступеней практики йоги. Я был очарован интеграцией западной науки и восточной философии, и я начал внутреннее путешествие, чтобы включить эти элементы в свою собственную жизнь. Я купил тибетскую поющую чашу, сделанную из золота и бронзы, которая издает разные звуки, призванные восстановить нормальные частоты, или вибрации, в уме и теле. Из-за особенностей резонанса она называется «чашей ом». Сама по себе медитация – это поиск покоя, но она требует пошагового процесса, чтобы сосредоточить разум, отгородиться от шума чувств, пока вы не войдете во вневременное состояние. Она позволяет отрешиться от привязанностей – в моем случае – от привязанности к нейропатичной левой руке.
Вот моя мантра: