Играй!

– Это не так, – вдруг сказал Кристофер. – Это… неправда. Вы нужны ему.

Учитель улыбнулся и хлопнул в ладоши, выводя всех из ступора.

– В любом случае, давайте продолжим репетицию. А вы пока подумайте над моими словами и словами Криса. И если надумаете вернуть Теодора, сделаем это завтра!

Ребята приободрились, зашумели, забираясь на сцену, но Кристофер не разделял их воодушевления.

Он думал о Теодоре, и мысли эти были полны одновременно обиды, раздражения и какой-то странной тоски.

Он обижался на его слова. Раздражался из-за того, что тот ушел. Но почему тосковал? На это Кристофер ответить не мог. И, честно говоря, боялся искать ответ.

* * *

Стоило Теодору войти в столовую, как он тут же наткнулся взглядом на Кристофера, сидящего с ребятами из кружка и лениво ковыряющегося в овощном рагу. Сердце предательски пропустило удар, и Теодор раздраженно цокнул и отвел взгляд.

Его мучила совесть за то, что он ушел из актового зала, но еще больше его мучила совесть за то, как он поступил с Кристофером. Эти чувства – муки совести – были ему совершенно незнакомы, а потому он страдал от них еще сильнее.

Он настолько привык к своей маске, за которую никому не позволял заглядывать всю свою жизнь, что, когда почувствовал, как она трескается и опадает перед ребятами – перед Кристофером, – испугался.

Он хотел, чтобы Кристофер держался от него подальше. Хотел, чтобы был так близко, как возможно. Он ненавидел это чувство беспомощности, беззащитности перед кем-то, потому что знал, что за ним следовало.

Расставание.

Разочарование.

Боль.

Теодор не хотел проходить через это снова.

Так почему же ему было так плохо из-за этого? Он не в первый раз оттолкнул от себя кого-то. С Кристофером он, можно сказать, поступил мягко. Не было причин переживать.

Но он переживал.

Кристофер и сам выглядел каким-то грустным. Обычно улыбчивый и спокойный, сейчас он казался подавленным, уставшим, взгляда не поднимал от тарелки, хотя и не ел толком. Словно что-то его тяготило.

Может, его задели слова Теодора? Теодору нравилось думать, что он имел на него такое влияние. Хоть какое-то влияние. Это приносило особенное садистско-мазохистское удовольствие. Ведь если ты можешь выбить человека из колеи, значит ты что-то значишь для него, да?

Они прошли мимо стола актерского кружка, и кто-то из компании Теодора пихнул ножку стула Кристофера. Тот вздрогнул, поднимая голову, за столом воцарилась тишина. Теодор почувствовал на себе испепеляющие взгляды актеров и остановился, заставляя остальных застопориться.

Актеры заметно напряглись, ожидая неприятностей, – это было заметно по резко выпрямившимся позам, по нахмуренным лицам. Тут они снова были просто неудачниками. Тут у них не было никакого преимущества перед Теодором.

– Хочешь повеселиться, Теодор? – хмыкнул один из его друзей, Джонни, кладя ладонь ему на плечо. Теодор не смотрел на него, он смотрел на Кристофера, и Кристофер смотрел в ответ. Сложно было понять, о чем он думал и чего ждал. Теодор мог бы разочаровать его снова. Хотя как можно было разочаровать человека, у которого и без того наверняка невысокое мнение о нем?

Теодор медленно обернулся к Джонни, растягивая губы в холодной улыбке.

Казалось, даже время стало идти медленнее в ожидании его слов.

– Того, кто их тронет, – отчеканил он, не переставая улыбаться и резким движением сбрасывая руку Джонни, – я заставлю отобедать своим же дерьмом.

Он знал, что на него все смотрели, но с удивлением отметил, что его это не волновало. Наоборот, на долю секунды Теодор почувствовал себя смелее, свободнее. Но несмотря на всю эту мимолетную смелость, он не решился снова посмотреть на Кристофера.

Не произнеся больше ни слова, он развернулся и продолжил дорогу. Все прошли мимо стола актеров, и никто их больше не задел. Вопросы Теодору друзья задавать не стали, хотя вопросов у них было полно.

Остаток дня прошел как в тумане. Теодор не сталкивался больше с Кристофером, а остальные участники кружка, если и проходили мимо, то даже не смотрели в его сторону.

Репетицию после уроков он пропустил. И не особо удивился, когда кто-то из учеников поймал его у самого выхода и попросил пройти в кабинет мистера Уилсона, усиленно избегая его взгляда.

Теодор закатил глаза, делая вид, будто оказывал одолжение, а сам сильно переживал. Наверняка учитель скажет, что им стоит попрощаться – актер из Теодора никудышный, с остальными участниками он не ладит, и вообще от него одни проблемы. Но, несмотря на уверенность в этом, несмотря на то, что он заявил, что и шагу не ступит больше в актовый зал, ему очень хотелось, чтобы его попросили вернуться.

Не к этим высокомерным подобиям актеров, а к Кристоферу. Идеально было бы, если бы сам Кристофер попросил его, но он знал, что тот никогда этого не сделает, поэтому не тешил себя надеждами.

Он вошел в кабинет мистера Уилсона без стука. Учитель поднял на него взгляд и мягко улыбнулся.

– Теодор, ты все-таки пришел.