— Мадам, мой жених не подозревает, что я свободно владею почти десятком диалектов Раст-эн-Хейм, включая самые редкие, — Прошептала. Улыбнулась. Выдохнула. — Не знает об этом и Корхида. К тому же у меня счастливая внешность — я выгляжу легкомысленной дурочкой, которую они не принимают всерьез, и при которой не стесняются вести серьезные разговоры.
Опустившись на стул, я не сводила взгляда с своенравной девчонки. Мелкая, рыжая, с правильным, симпатичным личиком, с обычно мягкой улыбкой и поразительно-беспомощным взглядом опушенных густыми ресницами глаз, она и впрямь казалась недалеким созданием, милой фарфоровой куколкой, которой место под стеклянным колпаком или в наглухо закрытой витрине. Однако… она обладала и редким самообладанием. Заметив, что я внимательно смотрю на нее, девушка, взяла себя в руки, взмахнула ресницами и притворилась безмятежной: даже взгляд потерял напряженность.
— Надеюсь, вы никому не расскажете об этом, — произнесла Лия, отводя пряди, упавшие на лицо. — Эти двое заводили настолько интимные разговоры в моем присутствии, что мне придется поплатиться за свое любопытство, узнай они. Не обязательно жизнью, довольно будет уничтожить того, кто мне по-настоящему дорог. Вы, понимаете, мадам… А генерал знает, что я симпатизирую Дону.
Странно было слышать эти слова, глядя в спокойное личико. Совершенно — спокойное. У меня по спине бежали мурашки. И только ее голос — взволнованный, тихий, не лгал.
— Дали небесные, — прошептала я, — кто тебя учил языку торговцев?
Лия пожала плечами, означила улыбку.
— Дагги владел множеством языков, научил и нас. Говорил, знания никогда не бывают лишними.
Глава 27
Почти нетронутая бутыль форэтминского стояла на столе. Соблазняла. Я успешно душил этот соблазн. И ждал. Её ждал. И мне нужна была трезвая голова — чтоб не наделать глупостей.
Игра будет в полночь, а потом — пора в Пространство. Как бы мне ни хотелось задержаться на Рэне, оставаться нельзя. И без того размяк. Размечтался. Влюбился! Нельзя мне долго болтаться на планетах. Расслабляюсь, теряю чутье и тонус. А Пространство не прощает разболтанности. Там не на кого надеяться, кроме себя.
Нет, надо как можно скорее обратно, в Простор. Не время и не место в землю врастать! Сколько раз в последние дни одергивал себя, сколько раз напоминал сам себе — ничего не сложится с ней, не срастется. Все — обман, суета и тлен. Обманываюсь сам, обманываю и ее, хотя не лгу при этом. Сам верю в то, что говорю, забываясь. Закрываю глаза, грежу, что живу в ином мире — в том, где нет проклятой Империи и где можно без страха любить…. А выветрится форэтминское — стыд огнем жжёт. Перед ней, перед собой, перед рыжим.
Рокше — та ещё заноза… Не соврал Азиз, не мальчишка — воистину золото. Наблюдательный, внимательный и умный: для пилота жизненно важные качества, но вне корабля мне это мешает. Рыжий уже знает обо мне слишком много, молниеносно делает выводы и смотрит, буравя глазищами; на подвижном живом лице разом отражается такая гамма эмоций — сочувствие, понимание, насмешка, презрение… а временами еще и забота, что меня от всего этого бросает в холод.
Глаза б мои его не видели. Хочется надеяться, он еще не раскусил, что я продолжаю врать. Теперь — себе. Словно никогда не воспринимал его в качестве расходного материала. Убеждаю себя, что никогда и не было этой подлой мыслишки — как найдем флот, «потерять» ненужного больше свидетеля.
Во время встречи с Азизом устранение лишнего свидетеля мне казалось разумным. Дабы не сболтнул лишнего. Чтобы не выпытали бесценную тайну. Попади эта информация не в те руки… И всем нам: и Торговцам, и Стратегам — крышка. А теперь — жжет и точит червем отвращение к самому себе. Надо было еще на Ирдале разорвать контракт и отпустить мальчишку!
Отпустить и мотаться одному в пространстве без напарника? Судьба два раза на одну и ту же просьбу не откликается.
Напиться что ли?
Рука потянулась к бутылке и опустилась: вспомнилось, как застав с бокалом утром посмотрел на меня рыжий.
Презрение — словно холодной воды плеснул за шиворот. И Фориэ смотрела как я напиваюсь с осуждением. А меня, дурака пьяного еще и несло… вспомнить стыдно. И если она придет…если только придет… я не знаю куда стану прятать глаза.
— Рокше!
Рыжий вышел на зов, оперся спиной на стену, сложил руки на груди, посмотрел — весь внимание. И по-прежнему в серой курсантской шкурке, будь оно все неладно. Можно подумать, шмоток у него нет, кроме этой формы из грубой ткани.
Вроде и принял подачку, подписал бумаги. Носит фамилию Эль-Эмрана, с торговцами ведет себя так, словно мальчик из хорошей семьи — весь этикет изучил. Когда успел только — держит себя со скромным достоинством.