Играя в любовь

– На эту вазу можно смотреть часами и все равно каждое мгновение обнаруживать что-нибудь новое. По ней можно судить о Китае, ну или о том, что находят красивым китайцы.

– Думаю, никто не стал бы оспаривать ее красоту.

– Полагаешь, она настоящая?

– Из Китая ли она? – Он пробежался пальцами по ручке в форме головы дракона. – Скорее всего да. У нас я никогда ничего подобного не видел.

– Все, решено: у меня как раз достанет денег.

– Чепуха. Я сам заплачу.

Эдмунд властным жестом остановил служащего, распорядился выписать счет и упаковать вазу, а когда вернулся, Джейн поинтересовалась:

– Для чего давать деньги на булавки, если ты не даешь мне возможности ими воспользоваться?

Эдмунд приподнял брови.

– Ну… это на тот случай, когда тебе захочется купить что-нибудь этакое, какую-нибудь фривольную безделушку, тратить деньги на которую мне не позволит… вкус.

– Например?

– Например, шляпку с искусственной птичкой! – Глаза Эдмунда лукаво блеснули.

Оценив его шутку по достоинству, Джейн смягчилась и даже поблагодарила за любезность, хотя где-то глубоко внутри снова почувствовала себя ущемленной.

Кузен Хавьер однажды заметил, что ей нельзя доверять деньги. Разумеется, он имел в виду, что Джейн непременно стала бы совершать неразумные траты. Теперь у нее были свои деньги, однако ей по-прежнему не позволяли ими пользоваться.

Настроение ее переменилось в лучшую сторону, пока они бесцельно блуждали по магазину, рассматривая витрины с фигурками-скарабеями из драгоценных камней, любуясь прекрасными картинами кисти голландских живописцев и поражаясь неудобству миниатюрных французских кресел, издававших ужасно недовольный скрип при всякой попытке на них сесть.

Следующим пунктом назначения стал тесный шляпный салон, буквально набитый яркими тканями, перьями, лентами и, конечно же, готовыми шляпками, красующимися на полках. Эдмунд выбрал три самые дорогие: шелковый тюрбан с перьями и две шляпы с высокими тульями, бархатными рюшами и кружевом – в подарок матери и сестрам. Джейн нашла на полке рулон кружева, которое прекрасно подошло бы в качестве подарка ее матери, миссис Тиндалл. В шляпке с таким роскошным украшением она наверняка перещеголяла бы всех модниц в деревне.

– Ты позаботилась о подарках для других, – заметил Эдмунд, – но ведь надо же присмотреть что-нибудь и для себя.

Джейн рассмеялась.

– У меня и так всего довольно. Но раз уж мы ведем учет покупок, то должна заметить, что и ты ничего себе не выбрал.

Выражение лица Эдмунда ничуть не изменилось, и она добавила:

– Возможно, тебя порадует новая шляпа? Она бы тебе не помешала. Уверена: светскому джентльмену не обойтись без касторовой шляпы. Или, пожалуй, новой табакерки?

Эдмунд скривился.

– Фу, как примитивно! Шляп мне и без того хватает, а табакерка мне и вовсе ни к чему.

– В таком случае лорнет?

– Джейн, прекрати. Мои глаза в полном порядке – зачем мне лорнет? Лучше давай посмотрим дамские шляпки.

– Похоже, нам обоим действительно ничего не нужно. Я не испытываю решительно никакой необходимости в новой шляпке.

Эдмунд повернул голову, предоставив ее взгляду свой безупречный профиль, строгие линии которого были словно выточены гениальным скульптором.

– Мы приехали сюда не для того, чтобы покупать подарки моим родственникам, поэтому прошу тебя, выбери что-нибудь себе.

– Но мне ничего больше не нужно. До Рождества еще несколько недель, а я уже получила атлас и вазу.

– Но это же мелочи.

– Достаточно для меня.

– Не говори так!

Губы Джейн сжались в тонкую линию. Оказывается, муж не только на нее не смотрел, но и не слушал.

– Тебе угодно, чтобы я выбрала что-нибудь? Чудесно. Надеюсь, шляпка тебе доставит радость? Замечательно. Красная будет как раз к лицу.

– Вот и прекрасно! – воскликнул Эдмунд, хотя и с некоторым удивлением. – Но шляпка для тебя…

– Кому ты пытаешься доставить удовольствие: мне или себе?

Эдмунд опешил:

– Тебе, Джейн. Конечно же, тебе!

Ее взгляд был полон негодования: ну разве можно заставлять кого-то принимать нежеланные подарки и считать это проявлением добрых чувств? Джейн подобное поведение казалось самолюбованием, даже эгоизмом, и больше ничем. Неужели муж, пренебрегающий ее обществом, все-таки чувствовал за собой вину, если видел необходимость заваливать ее подарками? Или же стремление порадовать ее было искренним?

Если так, ему следовало бы искупить вину в манере, угодной ей, а не навязывать свою.

Раньше Джейн и думать не могла, что доброжелательность бывает такой эгоистичной. На балу Эдмунд также тешил свое самолюбие, когда одну за другой приглашал дам танцевать, совершенно забыв о данном ей обещании.

Разумеется, ей не пришло бы в голову облечь свои мысли в слова. И уж конечно, не в магазине. Но, к сожалению, единственным человеком, кому эти покупки принесут удовольствие, мог быть только продавец.

Скользя взглядом по длинным полкам, заваленным яркими лентами, шляпами с мягкими полями, сатиновыми тюрбанами и бархатными шляпками, Джейн увидела ее – прелестную вещицу, терявшуюся на фоне остальных, но единственную пришедшуюся ей по вкусу.

– Вон ту, пожалуйста. Нет, другую. За тюрбаном. Да-да, соломенную.