— А сколько же ей лет? — подумала Венера Петровна и попыталась сама определиться. — Лет двадцать, не больше. Молодая, веселая, не обремененная заботами. Интересно, я такая же была в эти годы?
Она вспомнила себя в двадцать и с грустной иронией сказала сама себе:
— Была вся в иллюзиях.
Ужинали они на маленькой веранде с видом на лесные дали. Нянька подала им и вышла к Венсе.
— Что новенького? — спросила Венера.
— Дорогая, а что там может произойти за сутки? Суета и более ничего, — ответил он.
— А как там поживает Элеонора? — спросила она и подумала: — А зачем я спросила про Элю? Просто так от нечего делать или хочу посмотреть, как он реагирует на это имя? Ай! Спросила и спросила.
Она налила ему чаю. Он ответил не сразу. Сначала, выдерживая паузу, положил себе сладкое на тарелочку. Помешал ложечкой чай. Внимательно посмотрел на нее, скорее всего пытаясь понять, с какой целью она задала этот вопрос, и только тогда спокойно и равнодушно заговорил:
— Почему-то не поют птицы? Наверное, с середины лета все заняты выведением птенцов. Элеонора… Я думаю счастлива. Она впервые вышла замуж. Она хотела этого. Теперь ее желание сбылось.
— Может быть, она простила нас? — спросила Венера и добавила: — Простила меня?
— Тебе это интересно? — вопросом на вопрос ответил Сан Саныч.
— Она была нашим другом. Нам разве не интересно, что происходит с нашими друзьями.
— С друзьями интересно, — он как-то странно улыбнулся. — Если хочешь с ней поговорить — у меня есть ее быстрый адрес. Не уверен, захочет ли она общаться. Дорогая, я сегодня что-то устал безмерно. Начальство к концу недели как обычно устроило аврал. Дай им все сразу и в один день, — он встал из-за стола. — Я наверное пойду отдыхать. Ты не возражаешь?
Она не возражала. Ей опять долго не спалось. Сан Саныч уже час как сопел ей в ухо. Завтра с утра, пока еще не жарко, они собирались побродить по местным окрестностям. Нянька нахваливала здешние сосновые леса с ягодниками и грибами. Грибам было еще рановато, а вот ягоды уже пошли вовсю. Так незаметно для себя она задремала и проснулась оттого, что его рядом не было. Кромешная темнота едва подсвечивалась сиянием ярких звезд за окном. Она прислушалась — в доме было тихо. Только внизу ей показалось некое шуршание. Она повернулась на другой бок, но что-то ее насторожило.
«Надо спуститься», — подумала она, — «Что-то Сан Саныча нигде не слышно».
Она босиком, осторожно, чтобы не шуметь, спустилась вниз. Мерцающий свет проникал в большие окна. Сан Саныча нигде не было. Она обошла все комнаты, заглянула на кухню и веранду — пусто и, только проходя мимо двери няньки, она скорее почувствовала, чем услышала, какое-то движение. Она прислушалась. Сердце стучало в висках.
— Стоять у двери? Противно. Уйти, ничего не выяснив? Открыть дверь и заглянуть во внутрь нянькиной комнаты — противно и страшно.
С минуту она размышляла над своим более чем странным положением и тихо поднялась наверх, легла. Все тело дрожало, словно непроходящий озноб сковал все члены. Смятение чувств не давало анализировать и разумно рассуждать. Ей вспомнилась одна из первых фраз какого-то романа, который она читала в юности — «Все смешалось в доме…». Она не помнила фамилии хозяина дома, но это и не важно. У нее сейчас все смешалось в голове. Может быть, это все она «накрутила», может ее Сан Саныч гуляет по ночному садику. Она не могла лежать. Она встала и снова вышла на лестницу. Внизу дверь тихо отворилась, и Сан Саныч выскользнул от няньки в столовую. Она не чувствуя ног прокралась к постели и, завернувшись в одеяло, замерла, пытаясь подавить дрожь во всем теле.
— Что делать? Что делать? — одна мысль вертелась у нее в голове. — Встать, собраться. Схватить Венсу и бежать, бежать. Куда бежать ночью? Устроить скандал? Закатить истерику? Кричать, ругаться, требовать выгнать няньку? Выгнать его… Что делать, что делать? — ее бросало то в жар, то в холод.
— А если он скажет, что зашел к ней по делу. Утюг починить. Ха, ха — ночью чинить утюг?
Похожий сюжет она видела в какой-то комедии.
— Идет, идет наверх, — она почувствовала приближение Сан Саныча.
Он тихо улегся рядом. Она старалась дышать ровно и тихо, но от этой противной дрожи ничего не получалось. Он заметил ее волнение. Потрогал ее лоб.
— Ты вся горишь, дорогая, что с тобой? Простыла?
Она выдавила из себя:
— Да, наверное.
— Я принесу лекарства, — сказал он.
— Нет, нет, я сама, — она встала, набросила халат и спустилась вниз. Ей хотелось ворваться к няньке и расцарапать ее всю, а потом голую выгнать из дома.
— Сначала выгнать, а потом расцарапать, — она запуталась, остановилась, вспомнила Элеонору и поняла, прежде всего надо успокоиться, взять себя в руки, а остальное отложить на завтра. Остаток ночи она провела в кресле на веранде.