Играл на флейте гармонист

О сюжете повествования и говорить не стоит. Кавалерийские перескакивания от одних героев к другим, слабые попытки связать воедино сюжетную линию не выдерживают никакой критики. Хочется спросить — кому нужны, конечно, кроме тщеславного автора, такие произведения, идеологически вредные и уводящие читателя в дебри слабоструктурированных рассуждений ни о чём? Мысли героев, читай мысли автора: о смысле жизни, о любви, наконец, о Боге, откровенно поверхностные и немотивированные, оставляют ощущение пустой болтовни — «лишь бы». В истории нашей литературы ущербная графомания встречалась не однажды. Мы солидарны с некоторыми руководящими товарищами по поводу таких авторов и их произведений. В нашей рецензии мы позволили себе с незначительными изменениями процитировать их:

«Что поучительного может дать это произведение нашей молодежи? Ничего, кроме вреда. Это произведение может только посеять уныние, упадок духа, пессимизм, стремление уйти от насущных вопросов общественной жизни, отойти от широкой дороги общественной жизни и деятельности в узенький мирок личных переживаний».

Что же, ничего не убавить, не прибавить. Метко сказано! Вызывает удивление то обстоятельство, что автору неизвестны мудрейшие оценки более ранних подобных «творений» и подобных «авторов». На наш взгляд, игнорирование исторических оценок в современных условиях крайне недопустимо. Но, видимо, автору эта мысль чужда. Ему без особых напряжений серого вещества хочется ерничать по поводу и без повода. Заметим, что это ёрничество проявилось в авторе еще с первых его «творений»: «Пришлый» и «Двое на фоне», о которых уже давно было сказано:

«На свет выплыли символисты, имажинисты, декаденты всех мастей, отрекавшиеся от народа, провозглашающие тезис «искусство ради искусства», проповедовавшие безыдейность в литературе, прикрывавшие свое идейное и моральное растление погоней за красивой формой без содержания».

Полагаем, что уважающий себя читатель стороной обойдет подобные литературные упражнения, тем самым сохранит свое время и, главное, здоровье.

С уважением, группа товарищей^[1]

* * *

К Гуру едем мы с приветом,

У него есть все ответы. (из старых шуток)

— Он опять что-то бормотал.

— Совсем дряхлый стал. Еле слышно говорит. А что бормотал? Опять рифмы свои?

— Опять рифмы со своим гармонистом.

— Не понимаю, почему его не отключат?

— Вожатый также думает, что давно его надо отключить.

— А почему не отключают?

— Председатель Совета дружины говорит — нельзя. Это прерогатива Правительства.

Они проверили параметры. На табло все было в норме.

— Его держат для выявления уников.

— Я здесь уже полгода — ни одного уника. Все либо утиль, либо сырье. После сита ни одного к нему не допустили.

— Вожатый вчера проверил его рифмы на филологе. Какая-то ерунда получилась.

— Это где гармонист играл на флейте?

— Да. Она выдала — гармонисту тяжело играть на большом количестве клавиш, так он, по ее мнению, решил играть на флейте, там звуковых отверстий и клапанов гораздо меньше.

— Железка эта — филолог плохо стала соображать от его рифмования. Вожатый запретил занимать ее этими рифмами.

— Наше дело следить за состоянием. Чтобы стимуляторы поступали вовремя. А рифмы не наше дело.

— Да. Не наше. Вот последний пумпель обработают, перейдут на профилактику — нас в отпуск отпустят.

— Какой отпуск? Другое поручение от Председателя получим. Будем всегда готовы снова.

— Будь готов! Всегда готов!

— Да я знаю, знаю. Всегда готов.

На экране поползли строчки:

… Играла музыка неспешно,

Качался в ритме пианист.

Гармонь молчала безутешно,

Играл на флейте гармонист…

— Опять рифмует.

— Не наше дело.

Они осмотрели саркофаг. Все системы работали. Он лежал окутанный датчиками и трубками жизнедеятельности.

— Последний Гуру.

— Почему последний?

— Вожатый сказал, если еще полгода уников не выявят, проект закроют.

— И кто же уников выявлять будет?

— А зачем они нам? Мы то есть. И с каждой серией все совершеннее.

— Будь готов!

— Всегда готов!

Они вернулись к пульту.

— Жалко. Сколько сил на него потратили. Он еще иногда вспоминает те времена с черняками и беляками. Вожатый говорил, что он был беляком.

— Это ж почти сто лет тому назад.

— Даже больше.

— Да… Нам меньше запрограммировали.

— На наш век хватит — так раньше говорили.

— А теперь?

— А теперь старье доживет свое, а молодежь нам поручили. Все логично и целесообразно.

На экране появилось лицо вожатого.

— Что новенького?

— Рифмует.

— Ну это нормально. Завтра выходит пумпель — будет работа.

— А до нас опять ничего не дойдет?

— Как знать, как знать. Экземпляров под тысячу обработать придется. Устроили ажиотаж вокруг Гуру. Пропаганда постаралась. Всегда готовы!

Экран погас. Гуру лежал в саркофаге тихо, не шевелясь, и только биодатчики фиксировали какие-то обрывки мыслей.

— Ты бы хотел быть у Гуру?

— Зачем мне это?

— Что-нибудь узнать важное.

— Нам и так вложили много, а чего не дали, так и не надо. Не положено.

— Да… Не положено. Я даже вопросы не знаю какие задавать.