Играл на флейте гармонист

— Полным-полно, — ответил инспектор. — В министерстве звено уже есть. Я думаю, скоро меня к вам посылать перестанут. Пионэры везде будут.

— А как же без нас, спецов? Без нас никак нельзя. Что этот пионэр может? Правда, ребята все здоровые, сильные, как на подбор. Вот что-то девчонок я не вижу? У вас там есть девчонки?

— Слухи ходят, что есть, но я их еще не видел, — ответил инспектор. — А нас им заменить легко. Мы уже отработали свое.

Утиль, одним словом. Может, кого-нибудь из этих пумпелей на наше место и пришлют. Пионэры их работать научат и заставят.

— Научат, заставят, — недовольно повторил диспетчер. — Без желания, без стремления? Это не то. Толку мало будет. Я вот, можно сказать, всю жизнь при вокзале. Начинал простым механиком. Это место — мой второй дом. А у них, у пионэров, где дом? Где председатель скажет, там и дом? Как-то это не по-людски. Неуютно получается. Холодные они какие-то. Будь готов. Всегда готов.

Последние слова он произнес уныло и, безнадежно махнув рукой, добавил:

— Всегда готов… Придумали же. А когда личное время, тоже всегда готов?

Диспетчер уже не смотрел на экран. В большие окна от потолка до пола и так было видно, что очереди у вагонов еще не рассосались.

— Вот вы, инспектор, одобряете это пионэрское движение? Вам это нравится?

Инспектор отвернулся от окна и задумался, видимо, такой вопрос застал его врасплох. Там, в городе, в его кругах такие темы не принято было обсуждать, а здесь, подумал он, где пионэрия не сильно развернулась, такие вопросы еще задавались.

— Одобряю ли я? — повторил он вопрос. — Я даже не знаю, как на него ответить. Они, я имею в виду пионэров, наверное, полезные вещи делают. По крайней мере мне они не мешают. А что будет потом с этим движением, нам неведомо. Мне на пенсион скоро, так что пусть об этом молодежь думает.

— А что думает ваша молодежь? — не отставал диспетчер. — Что ваши домашние думают? У вас есть домашняя молодежь?

— Домашняя молодежь учится, и мысли у нее непохожие на наши, — ответил инспектор.

— Это что же, нам их не понять или они нас не понимают?

— И то, и другое, — ответил инспектор. — Кажется, посадка заканчивается.

— Да, конец полемике, — согласился диспетчер, вглядываясь в экран.

* * *

— А я хочу в этот вагон, — настаивал худенький парень с гривой на голове. — Имею право. Там, где я был раньше, мне не нравится, там бритых много.

— Ваш вагон пятый. Прошу занять положенное место, — пионэр у входа в вагон отстранил парня от двери.

— Ты что, глухой? Я же говорю тебе, там мне не нравится, — повторил парень, пытаясь оттолкнуть пионэра.

Пионэр равнодушно, без эмоций еще раз произнес:

— Ваш вагон пятый. Прошу занять положенное место.

Венса, стоящая сзади, не выдержала и возмущенно заявила:

— Ты что лезешь в наш вагон? У нас там и без тебя тесно. Иди к своим бритым.

Парень не уходил и продолжал напирать на пионэра:

— Ты что здесь, главный, что ли? Подумаешь — пионэр. Видали мы и не таких начальников. Пусти, а то хуже будет.

Неожиданно сзади к парню приблизился дежурный. Как-то быстро, никто и не заметил, как это произошло, парень оказался с наручником на правой руке. Второй наручник был закреплен на левой руке дежурного. Заломив руку паренька за спину, дежурный повел его в сторону вокзала. Парень пытался сопротивляться. Бранные слова, исходившие от него потоком, прерывались громкой речевкой:

— Надо попу нам всем рвать,

Пионэров посылать…

Парень хрипел, дергался, но всё же продолжал:

— Могут нас здесь всех умыть

И здоровье повредить…

В конце концов крики сменились стенаниями:

— Я согласен… Я согласен в свой вагон…

Но дежурный пионэр был неумолим. Менее чем через минуту он с рыдающим парнишкой скрылся в арке вокзала.

Лучу с Венсой вошли в вагон. В их ячейке оказалось два свободных места. В проходе уже никто не сидел и не стоял. Видимо, много молодежи осталось в помещениях вокзала. Через пять минут пумпель отошел от перрона.

— Жалко парнишку, — она тихо произнесла эти слова и посмотрела на него.

Он молчал, смотрел в окно и думал о чем-то своем.

— Ты не слушаешь меня? — спросила она.

— Извини, — ответил он. — Да, парнишку жалко. Глупо было сопротивляться.

За окном промелькнули последние строения. Внизу под эстакадой и до самого горизонта открылись лесные дали. Солнце скрылось за тучами. Серо-черные облака нависли над лесом. Похоже, что надвигалась сильная гроза с ливнем.

— Почему они Гуру поместили так далеко от города? — спросила она.

— Наверное, чтобы его меньше беспокоили случайные посетители, — ответил он.

— Что-то мне расхотелось ехать к Гуру, — сказала она тихо. — Ты слышишь меня?

— Уже поздно менять решение, — ответил он. — Надо подумать, что делать дальше. Как себя вести с этими?

Она поняла, что он имеет в виду пионэров.

За окном где-то сверкнуло впереди над дальним лесом. Первые крупные капли прочертили на стекле косые линии. В вагоне зажегся свет. Пассажиры как-то загрустили. Разговоры прекратились, и в вагоне наступила обычная дорожная тишина. Девчушка, оторвавшись от окна, шепотом спросила:

— А куда они все делись? Их не пустили к Гуру? Или они сами не захотели?