– Я и сам толком не знаю… Но кто откажется от такого сочного куска криминальной земли? Удобно расположенное место, отличная инфраструктура, много точек для работы с клиентами, полиция сюда суется редко…
– И все же, это слишком… У нас тут что, клад закопан, черт возьми? – фыркнул Карри.
– Что делать будем? – спросил Лысый.
– Да нечего тут делать… Я сдамся Брэдли, – сказал Джонни.
– С ума сошел? – возмутился Карри. – Отец с тебя шкуру сдерет… в прямом и переносном смысле.
– Знаю, – Джонни вздохнул. – Но я устал от этой лжи. Я счастлив, что вы меня раскрыли. И рад, что это были именно вы.
Карри снова впился в переносицу большим и указательными пальцами:
– А как же Камилла, Майкл, мать и отец Карли? Вдруг теперь Стэнли или Альварес их убьют?
– После изгнания я съезжу к каждому из них и предупрежу об опасности.
– Не лучше ли сделать это сразу?
Джонни хмыкнул:
– Не обязательно. Стэнли не следит за мной день и ночь. Мы созваниваемся раз в две или три недели. Пока он уверен в моей верности.
Кристен знала, что Карри пришел домой, но он все еще не заходил к ней, и это беспокоило. Значит, случилось что-то серьезное. Значит, сейчас они с Лысым решают какие-то важные вопросы…
Она снова провела кистью по листу бумаги. В последние дни она почти не рисовала. Все больше проводила времени с Карри, все меньше – за мольбертом. Но вдохновение никуда не делось – ей по-прежнему хотелось творить. Поэтому сегодня, когда выдался вечер без Карри, она решила воплотить в жизнь одну старую идею.
Кисть скользила по бумаге легко и быстро, прорисовывая черты любимого лица. Теперь Кристен не нужно было, чтобы Карри стоял перед ней – она отлично помнила каждую черточку его лица и тела, все морщинки, пятнышки, вены, каждую вздыбленную мышцу.
Она знала, что ему сейчас тяжело. Знала – и почти ничем не могла помочь. Конечно, она засыпала и просыпалась рядом с ним, они вместе завтракали, горячо и подолгу занимались любовью, гоняли по трассе на мотоцикле, она еще несколько раз рисовала его портреты, он читал ей вслух какие-то дурацкие рассказы, дразнил ее, соблазнял, целовал, а она смеялась и поддавалась, и готова была вечность провести в его объятиях… Но она не могла решить главных вопросов – тех, что касались клуба. Она не могла остановить войну «Демонов» и «Гиен», не могла вернуть Эрика Ланберга, не могла дать дельный совет… Единственное, что было в ее силах – притвориться полицейским, но помогло ли это? Сдвинуло ли дело с мертвой точки? Все запуталось только сильнее.
Она перемешала в палитре краски и нарисовала радужку его глаз – ярко-зеленых, как изумруды на солнце. Потом протянула шрам от левого глаза до самого подбородка. Много раз она касалась этого шрама, целовала его, и он не казался ей некрасивым, но она не знала, при каких обстоятельствах он появился. Она много чего не знала. Но понимала одно: Карри живет в ужасном мире.
Ей много раз снился один и тот же сон. Они с Карри сидели где-то на улице, под открытым небом, на берегу реки или озера, и она говорила ему:
– Давай сбежим?
– Куда? – удивлялся Карри.
– Куда угодно.
– Но я не могу, – Карри хмурился, и она чувствовала, что он от нее отдаляется. – Здесь вся моя жизнь, мой дом, моя семья…
– Но разве ты меня не любишь?
– Люблю. Безумно.
– Тогда давай сбежим! Просто уедем куда-нибудь подальше из этого дома, от всех этих разборок, предательств, убийств! Прочь из Сакраменто! На западное побережье, давай? Я никогда не была в Нью-Йорке…
Она протягивала ему руку, и он смотрел на ее тонкие пальцы настороженно, задумчиво… а потом она просыпалась, так ни разу и не увидев, какой он сделал выбор – она или клуб? Она знала, почему подсознание блокирует окончание этого сна. Потому что сердцем она надеялась: он выберет ее. А разумом понимала: он выберет клуб.
Брэдли Джонсон слушал Джонни с отсутствующим выражением лица, и только медленно постукивал пальцами по деревянной столешнице в зале собраний. Карри и Лысый сидели рядом – на случай, если президента придется оттаскивать от Милтона силой. Но Брэдли был на удивление спокоен.
– Таким образом, ты заявляешь, что на нашу территорию, помимо «Гиен», покушаются еще и головорезы Альвареса? – спросил он, когда Джонни закончил свой рассказ и замолчал.
– Да, сэр, – Джонни кивнул.
– Да брось, какой я тебе сэр? – фыркнул Брэдли. – Думаешь, уважительное обращение тебе как-то поможет? Сомневаюсь. Ты принес мне плохие новости, Джон Милтон. И ты меня предал. Ради чего? Ради бабы!
– Ради женщины, которую я люблю, – сказал Джонни твердым голосом.
– Вы не виделись двадцать лет. По твоей вине погибла ваша общая дочь, а ее саму чуть не убил Стэнли Эшворд. Так себе история любви, – заметил Брэдли. – Это не оправдывает твоего поступка.
– Отец… – попробовал вмешаться Карри, но президент поднял указательный палец и оборвал его на первом же слове:
– Заткнись.
Карри покорно замолчал.
– Где-то в глубине души я тебя понимаю, Джонни. И даже прощаю тебя – как друг и как мужчина, который тоже любит. Но как президент я не могу простить тебя, ты ведь это понимаешь?
– Да, – произнес Джонни севшим голосом.