Игрек Первый. Американский дедушка

— Добро пожаловать, Серафим Терентьевич! — пропела Зоя Сергеевна. Именно таким она и представляла себе американского миллионера.

— Твоя половина? — гость радостно хохотнул. После объятий и троекратных поцелуев американский дедушка осматривал жилище своего потомка.

— Как мило, что вы до сих пор пользуетесь керосинками! У вас и с электричеством перебои? Сто лет уже таких ламп не видывал. А это кто такой? — Серафим Терентьевич ткнул пальцем в юношу на стене.

— Ты, дедушка!

— Бог с тобой! Это реалист, а я учился в гимназии. Что это за гусь? — палец Серафима Терентьевич уперся в прапорщика.

— Не знаю, — растерялся Гоша.

Зоя Сергеевна отвлекла внимание гостя на себя.

— Нам так неловко за обстановку…

— Превосходная обстановка! — одобрил иностранец. — А живете вы где?

Что означает пожатие плеч хозяйки, дедушка не понял.

— Я вас приглашаю на обед! — сообщил он. — В отель «Савой».

— А нас туда пустят?

Их пустили. Семья Гоголевых пировала за отдельным столиком. Родственные чувства всех троих усиливались с каждой выпитой рюмкой.

— Дедушка, мне без тебя было плохо! — с надрывом произнес Гоша. — Почему ты мне никогда не писал?

— Компромитэ — НКВД! — с грустной улыбкой пошутил американец.

В знак благодарности Гоша совершил попытку обнять и поцеловать прадеда через стол. Но руки оказались коротки.

— Я счастлив, что оставлю после себя на земле след… И какой!

— Какой? — не понял Гоша.

— Балда, след — это ты! — пояснила Зоя Сергеевна. — Разве, кроме Гоши, у вас нет родственников? — только женщина могла, как бы невзначай, задать столь животрепещущий вопрос.

В ответ Серафим Терентьевич с горечью помотал головой.

— Не будем сегодня о грустном! — На что ухлопал жизнь! — американец с отчаянием опустошил рюмку водки. — Сначала хотелось сколотить один миллион! Потом три! Потом пять!

У Зои Сергеевны перехватило дыхание.

— Сколотили?

Серафим Терентьевич хмуро кивнул. Он был отвратителен самому себе.

— Дедушка, ты вернулся домой! Это самое главное! — Гоше было до дрожи в голосе жаль своего предка. Серафим Терентьевич встал, покачнулся.

— Я тебя провожу! — вскочил Гоша, но бывший гусар отстранил правнука:

— Русский офицер ходит в сортир без провожатых! — Старик, печатая шаг, двинулся в туалет.

— Боже мой, на что у человека ушла жизнь! — с горечью вздохнул Гоша.

Зоя Сергеевна посмотрела на мужа, как на идиота.

— А у тебя на что ушла жизнь?

— Разве она уже ушла?

Оказавшись в холле, американец был немало удивлен интересом, который вызвал у симпатичной девушки в ярком голубом платье. Она простреливала взглядом подход к комнате для джентльменов.

— Дедуля! — девушка подарила Серафиму Терентьевичу ослепительную улыбку.

— Я к вашим услугам!

— Это я к вашим услугам! — девушка подмигнула американцу.

— Как вас зовут?

— Инга. А вас?

— Серафим.

— Очень приятно. — Девушка стыдливо потупилась. Она устроила театр без зрителей для себя самой. — Вы ведь не совок? Не русский? — пояснила она.

— Русский. Но американец.

— Как интересно! — Самым страшным для Инги было стоять в одиночестве, поэтому она сделала вид, что сгорает от любопытства. — Расскажите, пожалуйста!

— В другой раз.

— Обманете! — тоном обиженной девочки протянула Инга. — Больше вы никогда не придете! Вы не из нашей гостиницы?

Американец мотнул головой, совершенно очарованный новой знакомой.

— Слово джентльмена, что я сюда еще приду!

— В комнату для джентльменов! — прыснула Инга. Краешком глаза она приметила молодого негра во фраке.

Он тоже обратил на нее внимание. Инга продолжала улыбаться своему собеседнику, но теперь уже эта улыбка могла относиться и к негру. Тот ответил девушке улыбкой. Дальнейшая беседа со старцем была необходима, чтобы возбудить у негра ревность. Но переигрывать не следовало.

— Как я вас найду в другой раз? — спросил дедушка.

— Меня тут все знают! Ах, Серафим, я вам не верю! — Инга рассеянно кивнула ему на прощанье и отошла.

Хорошо, что у старика не было плебейской привычки оглядываться: Инга и негр, стройный и высокий, словно внутри у него росла пальма, взявшись за руки, следовали в номер.

Под «Очи черные» американец, пританцовывая, объявил своим родственникам:

— Я никогда не пользовался таким успехом у женщин!

— Дедушка, ты надолго в Россию? — Зоя Сергеевна старалась перекричать оркестр.

— Навсегда! Я ведь приехал сюда не жить.

— Не жить? — прокричала Зоя Сергеевна. — А что делать?

— Умереть!

— Зачем же так мрачно!

— Иногда мрачно — это жить! Я хочу весело умереть! Пока я здоров!

Гоша запротестовал:

— Дедушка, ты меня доконаешь! Тебе же еще ста лет нет!

Оркестр смолк. И Серафим Терентьевич произнес очень серьезно, но без всякого трагизма:

— Я хочу в родную землю! Я приехал сам, потому что не желаю, чтоб сюда перевозили мой прах!

Гоша молча встал, чтоб в столь торжественную минуту стоять рядом с прадедом.

— Я готов захлопнуть последнюю страницу книги моей жизни… — в голосе американца звучала не пьяная грусть, а трезвая печаль.

Гоша всхлипнул, покачиваясь, как деревце на ветру.

— Последнее доброе дело я сделал. Все свои деньги отдал на санаторий для бездомных собак…

— Все деньги? — придушенно спросила Зоя Сергеевна. — Так много?