Игрек Первый. Американский дедушка

А никак не жилось. Внутри заведения «Ритуал» было пустовато. На стенах — расценки различных ритуальных услуг, похоронные принадлежности. Большое количество венков из искусственных листьев.

Посетители помешали скудному ужину ритуального работника, он зыркнул на них недовольным взглядом.

— У вас какие гробы есть? — весьма некстати поинтересовался у него Серафим Терентьевич.

С мрачным удовлетворением жующий человек выплюнул:

— Только по предварительным заказам! На следующий год!

— Как же, тут написано, можно дубовый… — растерялся Серафим Терентьевич, не усвоивший еще разницу между воображаемым и реальным. И получил в ответ язвительный, пронизывающий насквозь, как удар шпаги, вопрос:

— Товарищ, вы что, иностранец?

Американский дедушка возмущенно фыркнул, но иностранное подданство не признал. Однако натренированный глаз ритуального работника приметил в чудном старике ту едва уловимую разницу между советским человеком и иностранцем, хотя бы и русского происхождения!

— Гробы только за валюту!

— А за рубли только в саване можно похоронить? — возмутился Гоша.

— Где я вам лес возьму? — ритуальный работник поскучнел от такого разговора и невозмутимо продолжил свою трапезу, не ожидая от молчаливого приближения посетителей ничего дурного.

— Давай его съедим? — с серьезным видом предложил дедушка Гоше.

Ритуальный работник перестал жевать. С раздувшимися щеками перевел взгляд со старика на молодого. Ну и шуточки!

Безлунной ночью Гоша Гоголев маялся, вздрагивая от кошачьего концерта, и спешил то и дело к окну. От скрипа половиц Зоя Сергеевна стонала спросонья и ругалась в подушку, неразборчиво, но обидно.

Исчез Серафим Терентьевич.

— Как же я его одного оставил! — терзался Гоша. — В незнакомой стране!

— Она для тебя незнакомая! — парировала Зоя Сергеевна, раскаляясь от ненависти к мужу, как печка.

Когда Гоша Гоголев впал в дрему, к их дому подъехал «Роллс-Ройс», на крыше которого был укреплен веревками отменный дубовый гроб.

Из машины вылезли Серафим Терентьевич и ритуальный работник по имени Федор. Оба были в превосходном расположении духа. Что, кроме горячительных напитков, могло вернуть человеческий облик ритуальному работнику?!

— Дедулька, только не суетись под клиентом! — приговаривал Федор, освободив гроб от веревок и заботливо сталкивая его с крыши машины. Американец ловко его подхватил. В руках он держал венок. Чтоб было удобней, Серафим Терентьевич сунул в него голову и превратился в спортсмена — победителя.

Вдвоем мужчины занесли гроб в подъезд.

— Кто это у нас помер? — припозднившаяся старушка в подъезде испуганно заметалась, как курица.

— Я помер! — с гордостью ответил Серафим Терентьевич.

— Изыди, нечистая сила! — старушка в ужасе перекрестилась.

— Гроб выбирал, как для себя! — ласково бормотал Федор. — Если будет чуток коротковат, ноги подожмешь…

Гоша и во сне прислушивался к шепотам и шорохам.

— Дедушка! — Он выглянул на лестничную клетку и с готовностью бросился на помощь.

— Ты знаешь, Егор, — улыбнулся американец, — Федор, оказывается, очень уважает шотландские виски!

— Они меня тоже уважают! — подтвердил ритуальный работник.

Передышку Серафим Терентьевич использовал для философской сентенции:

— Братцы! Что ж у вас все нельзя: ни жить, ни помереть!

Ночью Зоя Сергеевна встала, перелезла через сопящего во сне мужа. Вышла в проходную комнату. И увидела, что в мертвенном лунном свете в гробе лежит человек.

Истошный крик напуганной женщины подбросил спящего Серафима Терентьевича:

— Господа, с вами помереть недолго!

Эх, некому было сказать тогда старому человеку «типун тебе на язык!»

Лежал Серафим Терентьевич наутро и помирал. Не в гробу уже, на диване. Суетился возле него с лекарствами правнук, а они уже американцу, как мертвому припарки.

— Может, вам рассольчик после вчерашнего поможет? — без всякого ехидства предложила Зоя Сергеевна.

Но Серафим Терентьевич только слабо мотнул головой в ответ.

— Славно вчера погуляли. После такого и помереть не жалко.

— Доктор тебе капли выписал! — Гоша протянул дедушке стакан с жидкостью.

— Это крокодиловы слезы! — захрипел тот из последних сил. — Отвернитесь от меня. Помираю!

Не посмели близкие последней воли умирающего ослушаться.

Затих раб божий Серафим. Всхлипнула Зоя Сергеевна. Зашмыгал носом Георгий Антонович. Взялись они за руки для взаимной поддержки. Но помешал их светлой печали голос, полный предсмертного отчаянья:

— Не могу помереть! Пока земля меня не принимает, буду на этом свете маяться! Достань мне могилу, Егор. Христом Богом прошу! В земле русской! Рядом с пращурами моими!

— Руками тебе, дедушка, могилу вырою! Будь спокоен! Будет тебе еще пухом земля!

Хоть не положено такое живому человеку говорить, да для успокоения его — можно. С этим и выскочил Гоша Гоголев, оставив свою жену с умирающим старцем.

Ракетой сорвался с места желтый «Запорожец» Гоголева и помчался, бибикая, по срединной линии, как правительственная машина. И ни одного свистка ему вдогонку. Наверно, поняла милиция, что на кладбище Гоша торопится, вошла в его положение.

Глава 4