В конце прошлой недели Антон показал мне бумагу, согласно которой с момента пропажи матери прошло больше пяти лет и она судом признана умершей. В связи с тем, что коммунальный долг гасила я, то из наследников первой линии раздел имущества не происходит, и комната матери отписана мне в единоличное наследие.
Антон сказал продавать, я ничего против не имела. Денег за нее можно было выручить всего нечего и тем не менее это были деньги.
Совесть кольнула — Гелька. Дымя сигаретой на балконе я смотрела на ее номер не забитый в телефон, но забитый в мою личную память. Не позвонила. Не смогла. Трусиха.
Антон приехал под утро и сразу рухнул спать. Я пристроилась под его боком, улыбнувшись, когда он, не просыпаясь, обнял меня и притянул к себе теснее.
Покупатели комнаты должны были приехать завтра вечером, мои честные фотки комнаты утвердили их во мнении, что приедут они не просто смотреть, а сразу покупать. Я решила еще раз проверить все ли пожитки забрала, больше конечно желая попрощаться с уголком, который отвоевала мне сестра. А я с ней так и не поделилась…
Антон позвонил, когда я брела с пар к своей старенькой машинке, и сказал, что до ночи его не ждать. Я удрученно кивнула, забывшись что он меня не видит, хотела было сказать, но он уже отключился, предварительно сказав, что заседание начинается.
Заехав домой после учебы, я обнаружила букет алых голландских роз на столе. Безотчетно улыбнулась, поставила цветы в воду и взяв Гармошку поехала в общагу.
Комната казалась мизерной. Совсем маленькой. Господи, да как я жила-то тут?.. Не забрала ничего из мебели, только одежду, посуду и нескольких безделушек. Да и что брать-то? Старенькую тахту, маленький стол и шкаф? Гармошка прыгнул на тахту и завилял купированным хвостом. Вырос. Он казался меньше, когда мы ночевали здесь в последний раз. Я чкнула его в нос, и бросив взгляд на полы, решила помыть. В последний раз.
В комнате было душно, я открыла форточку, но помогло мало. Чтобы не потеть как свинья, распахнула входную дверь и начала мыть от окна, цыкнув на пытающегося спрыгнуть с тахты Гармошку.
— Привет, блядина.
Голос Вадика. Я медленно повернулась и внутренне напряглась.
Если бы я его не видела в подобном состоянии, я бы его не узнала. Беда в том, что только в «подобном». Такого зверя мне видеть еще не доводилось.
Вадик стоял в дверном проеме глядя на меня ненавидящими, одурманенными глазами. По углу подбородка пробежала тонкая дорожка мутной, вязкой слюны. Он жутко усмехнулся, глядя на меня незнакомыми злыми буравчиками глаз, вызвавшими холодок в районе лопаток.
Гармошка, словно что-то почувствовав приподнялся на тахте и вздыбив шерсть на холке, глядя на гашенного Вадика, впервые в жизни зарычал. Утробно, упреждающе, как рычал бы взрослый доберман.
Я, кинув тряпку в ведро, неотрывно, не моргая глядя на Вадика, облокотившегося трясущимся плечом о косяк, медленно подошла к псу, успокаивающе опустив похолодевшие пальцы на холку. Нельзя к Вадику подходить. Он словил приход. Он опасен.
Гармошка напрягся сильнее, ощерив зубы. Я, чувствуя, как мою кровь щедро разбавил адреналин, заставляя ритм сердца участиться, сжала пальцами шерсть, готовая в случае чего отбросить двадцать килограмм за себя, не дать спровоцировать.
— Надо же, снова с помойки животных тащишь? Все детство тащила, хотя самим было жрать нечего…. — Свистящим, пугающим хрипом сквозь стиснутые пожелтевшие зубы.
— Зачем ты пришел? — ровным голосом спросила я, почувствовав, как ускоряется мое дыхание, как холодом сковывает внутренние органы из-за сгущающегося в вязкой ненависти воздуха между мной и Вадиком.
— Это моя комната. И с какого хуя тебе ее отписали, мне не ясно. — Он сплюнул мне под ноги, рвано вытирая кривящиеся в ненависти губы. — Хотя нет, скорее всего судье отсосала, да? — зло улыбнулся, и уперся ладонью в противоположную сторону косяка, отрезая мне путь к выходу.
Он не знает. Не знает, что завтра я продам комнату. Что Антон оформил ее на меня, позволив это сделать. Не знает. Иначе разговор так бы и не начался. Он сразу бы перешел к тому, зачем сюда пришел. Жар полыхнул в крови, окатив разум. Дрожащие холодные пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Потому что я поняла — то, что клубилось на дне его глаз, неизбежно.
Быстро пробежалась глазами по жалким трем метрам, разделяющим нас, в поисках хоть чего-то, что можно было бы использовать для защиты. Разве что ведро. И то ближе к нему стоит. Взгляд лихорадочно метнулся к столу, но я перевезла уже всю посуду, включая ножи, о которых подсказывал иступлено полыхающий мозг.
Вадик хрипло рассмеялся, прекрасно поняв мой взгляд. Заставив сердце застучать еще быстрее, почти непрерывно, толкая разбавленную адреналином кровь по суженным сосудам. Мне нечем защититься. Да ну и похуй. Пусть только попробует. Пусть только посмеет…
Я поймала его взгляд и непроизвольно, совсем по животному, вздернула верхнюю губу, ощерив зубы. Убью, не подходи. Убью сама. Не подходи, тварь.