– Беседа оказалась прервана по техническим причинам…
За гобеленом слышались шебуршание и сдавленные ругательства. Наверное, не так легко бесплотному привидению цепляться за материальные носители и оставаться в нужном месте, а не проваливаться на нижний подвальный уровень. Кстати, теперь я понял, почему по легендам все привидения в основном обитали на самых нижних уровнях катакомб.
Трое любопытных пожелали узнать подробности моего поведения.
– Ты просто дурачишься? – спросил Эван.
– Нет! Он явно пытается нас испугать! – решила Даниэлла. И только мой юный соратник Пятница оказался ближе всех к разгадке случившегося:
– Ты увидал привидение?
А в следующий момент из стены на своих двоих, отряхивая несуществующую пыль со своего призрачного камзола, вышел сам барон Теодор. Покосившись на меня, он прошёл мимо, прямо к столу, и там стал пронзать тройку моих товарищей под разными углами движения. Ещё и с раздражённым хмыканьем махать ладонью у них перед глазами. А те ничего не чувствовали, не видели и не слышали.
Мне со стороны было дико такое наблюдать. Живое и… неживое? Или как? Неужели обе формы друг друга не чувствуют? Но тогда почему дед видит меня? Нас всех? И слышит ведь! Опять ему стены помогают?
Особенно меня впечатлило, как дедуля лукаво и в разной изощрённой форме стал заглядывать за ворот расстегнувшегося халата моей идеальной женщины. С минуту он рассматривал её полушария, чуть ли не ощупав и облизав, а чувственная одалиска и нимфа ничего не ощутила.
Закончив проверки с ними, владелец (наверное, всё-таки покойный) отправился прямо ко мне со словами:
– А теперь займусь тобой…
– Не надо! – тут же я остановил его вытянутой вперёд раскрытой левой ладонью. – Не люблю, когда мне грудь мужики щупают. Могу сорваться и так в челюсть приложить, что зубов не соберёшь! – После моих слов сияда стала вся пунцовая и быстро запахнула халат на груди.
– Так они у меня и так вставные, – заявил барон, останавливаясь.
– Ничего, сломанная челюсть будет болеть как настоящая.
– Ого! А сумеешь сломать?
– Будем пробовать или сосредоточимся на наших насущных проблемах? – перешёл я с шутливого тона на деловой. – Хотя как по мне, господин Брок, я могу с вами поддерживать общение и в подобной ипостаси. А вот ваш внук, представитель научного мира и наш соратник по команде, наверняка пожелает пообщаться при личном контакте…
– Ой! Только не напоминай мне об этом придурке! – Дед оглянулся на внука. – Какой с него учёный? Это же позор семьи!
– Почему сразу «придурок» и «позор семьи»? – начал я вполне правдоподобно возмущаться. Хотя на самом деле повторял нелестные эпитеты со злорадством, видя, как внимательно прислушивается Даниэлла к каждому моему слову. – Эван на самом деле заслуженный академик, добившийся высочайшего авторитета в Ихрезе, купивший там шикарный дом, да и вообще отличный мужик.
– Да знаю я, какой он академик! Маменькин сынок и слюнтяй! Даже до меня успели донестись слухи перед всемирной бедой, что его хотят казнить…
– Как видите, слухи оказались беспочвенны, ваш внук выжил благодаря своей учёности. Тем самым посрамил всех своих оппонентов и недоброжелателей. И уж ему никак не подходят определения «маменькин сынок» и «слюнтяй».
Теодор ещё раз оглянулся назад, потом на меня и поинтересовался:
– А красотка, твоя?
– Не сомневайтесь, своего я никогда не упускал.
Но тут побледневший Эван сбросил с себя окаменелость:
– Если это глупый розыгрыш, Гром, то я немедленно выхожу из состава команды. А если ты и в самом деле говоришь с духом моего деда, то скажи ему вначале, что я умею соединить старое тело с оставшимся рядом привидением. А потом спроси у этого старого сморчка только одно: хочет ли он меня видеть в этом замке? Если нет, я ухожу отсюда немедленно! Терпеть с его стороны оскорбления и унижения я не собираюсь!
Старик немного покривлялся на такое высказывание, а потом поделился:
– Вообще-то настойчивости и упорства этому ха-ха-кадемику не занимать. Чувствуется наша порода.
– Тогда, может, и в самом деле стоит признать его взрослым и достойным членом вашего семейства? – Я скорей уже поневоле выступал защитником некроманта-учёного. А так как дед продолжал в сомнении вздыхать, а его внук с недоверием пялиться на меня, я поинтересовался: – А почему, кстати, вы были против научной карьеры внука?
– А он разве не сказал?
– Нет, не говорил…
– О! Да ему прочили славу величайшего певца и трубадура всех времён! – загорелись глаза у старого барона так, что все остальные свидетели моего разговора с пустым пространством просто обязаны были увидеть свечение. – Он уже в юности так прекрасно пел и сочинял такие чудесные баллады, что они моментально становились известны по всему королевству! Играл почти на всех инструментах. У него идеальный слух. Гений! Непревзойдённый талант! – тон старика резко съехал с восторженного на скептический: – А он взял и решил переквалифицироваться в лаборанта, воскрешающего падаль…
Мне ничего не оставалось, как сочувственно покивать и констатировать: