Игроки и жертвы

— Узнала в два часа ночи, когда меня вытряхнули силой из теплой кроватки.

— Могла бы и мне сказать…

— Кирилл велел тебя не дергать. Ты нам там, где есть нужна….

Нужна, как же…. Где-то в глубине души поднялась волна горечи: меня действительно оттерли от основного действия, как не нужную больше деталь. Глядя на экран, где Кирилл с уверенностью вел за собой федералов. Казалось, что я действительно стала лишь временной частью его жизни, опорой на период кризиса, который теперь благополучно закончился.

— Агата… — начала Илона, но я ее не слушала.

Отключила телефон и молча вышла из приемной. В душе оставалась пустота. Я вдруг поняла, как привыкла к той мысли, что Кирилл нуждается в моей поддержке. Эта мысль согревала и давала силы в самые сложные моменты. А теперь, глядя на него в окружении высоких гостей, с этой уверенной улыбкой, я видела, что он вновь вернул себе независимость.

В принципе все так быть и должно. Все снова встаёт на свои места, я возвращаюсь на то, которое всегда было моим — к спокойной и рутинной работе в ЗС. Через уже две недели выборы, а после…. я снова увижу Аринку и бабулю. Позволю себе отдых. Настоящий, подальше от всей этой грязи и усталости.

Да эту историю еще долго не забудут, запись не сотрется из памяти тысяч людей, но информационные потоки в мире настолько сильны, что уже через пол года эта новость будет вытеснена другими, более жаркими и горячими. И только политтехнологи будут разбирать этот случай как классический пример атаки и контратаки.

Я шла по коридору, ощущая, как с каждым шагом распутываются нити, связывавшие меня с этой историей и с Кириллом. Каждый вздох наполнял грудь странной легкостью и пустотой одновременно. Кирилл нашел свою почву, вернул силу и уверенность, и мне больше не нужно было держать его на плаву — он держался сам, даже лучше, чем раньше. Всё постепенно возвращалось на свои места, и впереди маячил мой собственный, давно забытый берег. Спокойная работа, дом, уютное возвращение к себе — к той жизни, что казалась далекой, но сейчас снова звала, обещая передышку и покой.

Поужинала в тихой, спокойной и совершенно не пафосной кафешке, где в толстовке с капюшоном и в джинсах меня никто не узнал. Странно было за прошедшее время впервые выйти на улицу без страха быть узнанной и замеченной. Просто сидеть за длинной стойкой у окна и наслаждаться обыкновенным дюнером с обыкновенным кофе. Чувствовать и грусть и радость одновременно, и обиду и понимание, что так и должно все быть. Позвонить родным через планшет и уже честно сказать им, что скоро я буду с ними. Слышать заливистый смех дочки и радостную улыбку бабушки.

— Агата, родная, у тебя все хорошо?

— Да, бабуль, — я утерла выступившие на глаза слезы. — Я от радости плачу. Скоро к вам приеду… Соскучилась до чертиков. Вы это, кота прикормленного, вакцинируйте… нам его еще через границу домой везти. Узнайте хоть, что нужно….

— Можно, мам? — счастливо взвизгнула Аринка, прижимая безропотное, чудовищно страшное существо с несуразной мордой к себе. Кот только покорно лизнул ее в нос.

— Нужно, малышка. Мы в ответе за тех, кого приручили…. Он теперь без нас не сможет. Вот бабуля, и сбылась твоя мечта — в доме снова мужик появится….

Меня прервал телефонный звонок.

Я глянула на экран, и снова почувствовала боль в душе. На экране светилось имя Кирилла. Сердце ёкнуло, и привычные за последние месяцы смесь радости и горечи накатила новой волной. Я пару секунд смотрела на телефон, как будто надеясь, что это звонок уйдёт сам собой, но он не прекращался. С трудом, но приняла вызов.

— Да, Кирилл.

— Агата…. — голос его дрогнул. — Я пока на работе. Скорее всего сегодня домой не вернусь…

— Хорошо. Конечно… — ответила спокойно и сдержанно, возвращаясь к тому давно забытому тону делового общения, который использовала на работе. Больше мы друг другу ничем не обязаны.

В его голосе прозвучала напряженная пауза, словно он пытался сказать что-то еще, но не находил слов. Он, видимо, понял холод в моем ответе и замолчал, окончательно превращая разговор в сухой, деловой обмен фразами.

— Тогда… не буду тебя задерживать, — наконец произнес тихо. — До связи.

— До связи, — отозвалась я, чувствуя, как слова застревают в горле, и быстро завершила разговор, чтобы не дать ему услышать, как дрогнул мой голос.

После звонка ощущение пустоты стало почти невыносимым. Казалось, что разговор расставил всё на свои места, точно подтвердив: мосты, которые связывали нас с Кириллом, окончательно разрушены. Я провела пальцем по экрану, где еще несколько мгновений назад светилось его имя, и осознала, что, несмотря на все, он останется в моей жизни, пусть даже просто как память. Закрыла глаза, уронила голову на руки и почувствовала, как из глаз хлынули слезы боли, тоски и обиды.