Игроки и жертвы

Я понимала, что Илона права. Кирилл, похоже, тщательно взвесил каждый шаг. В этом молчании и сосредоточенности чувствовалась странная, почти успокаивающая, уверенность, Он словно специально вывел нас обеих из своей зоны действия, чтобы сконцентрироваться полностью на предстоящем разговоре с Анной, и на этом этапе мне ничего не оставалось, кроме как ждать его результатов.

— Агата, сосредоточься, — легонько стукнула меня по голове Илона, — у тебя три выхода к журналистам на этой неделе. Два на своем округе, один — на нашем. Кирилл, как основной спонсор конного спортивного клуба для детей с ОВЗ решил, что открывать соревнования будешь ты, как его представитель.

— А меня поставить в известность он не решил? — вздохнула, понимая, что протестую скорее из упрямства.

— Агата…. Чует моя задница, что вы натворили глупостей. Каких?

— Переспали, — подумав, ответила правду.

— И только? Ну слава богу, я думала, как минимум ограбили общество слепых.

— Да лучше бы ограбили…. Проще было бы.

— А сейчас в чем трудность? Ну переспали и переспали. Хоть разрядку получили — в вашем случае она была необходима. То-то смотрю он на крыльях летает. А с тобой что не так?

— Илона, ты сейчас серьезно? Да, как бы все не так!

— Так, — она попросила девочку-секретаря нашего штаба принести еще кофе и подвинулась ближе ко мне, — давай разбираться. Ты что, чувствуешь себя…. виноватой?

— Я никак себя не чувствую, Илона! Вообще никак.

— Плохо в постели было?

— Нормально было.

— Вот сейчас ничего не поняла. Было нормально, но ты не довольна. Чем? Думаешь, он мало раскаялся? На колени перед тобой не рухнул?

— Илона, мне не нужно его раскаяние и колени. Я переспала с человеком без любви, связанная с ним хер пойми чем. Как и он со мной.

— Я вот сейчас себя такой шлюхой почувствовала… у меня как бы так всегда — без любви и хер пойми с чем. Провела время хорошо — и слава богу, для здоровья полезно. А вас, Агата, столько всего связывает, что я бы удивилась больше, если б этого не случилось. Любовь… — она покачала головой. — Даже не знаю, что людей сильнее друг ко другу привязывает: любовь или ненависть.

— О, Илона…. А дальше-то что?

— Так и наслаждайся! Вам еще почти три недели вместе жить — скрась себе досуг. Или что, выйти из роли жертвы не комфортно? — хитро прищурила она глаза.

— Да иди ты!

— Агата, не усложняй. Он не мальчик, ему слава богу 47 лет. Скажешь — да, будет продолжение, скажешь — нет, не будет. Второй раз ошибки он не сделает, ни к чему принуждать не станет. Пройдут выборы, до конца лета улетишь к своим, а там, глядишь и разойдетесь по сторонам.

В ее словах была правда, только почему-то от этой правды на душе стало еще тяжелее. Связывающие нас с Кириллом чувства и обстоятельства не оставляли нам шанса на что-то большее, чем временное сосуществование. Его привязало ко мне чувство вины и сожалений, меня к нему — сначала ненависть, а после — одиночество и усталость. Ни о чем ином речи идти не могло.

Отчего тогда кошки на душе скребли?

Я залпом выпила оставшийся кофе и поморщилась от его горечи. И уехала в свой маленький кабинет в ЗС, чтобы хоть там немного побыть одной. Домой не тянуло — да и где сейчас был мой дом? Ехать в свою квартиру — нельзя. Хоть там сейчас уже и не дежурили репортёры, но ночуй я там — к утру об этом узнает весь город. Ехать к Кириллу — это снова взаимодействовать с ним, говорить… а о чем, я не знала.

В кабинете царила приглушённая тишина, которую иногда нарушали звуки шагов в коридоре или шелест бумаги. Закрыв за собой дверь, я почувствовала, как тяжесть последних дней постепенно оседает. Здесь всё было проще и яснее: стопки документов, аналитика, встречи и заседания — это была та стабильность, которую я когда-то выбрала и понимала.

Работа текла ровно, рутинно, и каждый подписанный документ был как якорь, возвращающий к себе, в привычное. Только мысли о Кирилле всё равно пробивались сквозь этот бумажный порядок, вызывая смутное беспокойство и напоминание, что моя жизнь больше не была такой простой, как до него.

Он позвонил около девяти вечера.

— Агат, ты дома?

Я вздохнула, на секунду прикрыв глаза, и ответила:

— Нет, ещё в ЗС. Задержалась немного, тут работы навалилось.

Он помолчал несколько секунд.

— Я тоже задержусь…. Не жди меня вечером, ложись спать.

Мне стало и смешно и горько одновременно.

— Хорошо, Кир.

Он снова помолчал, словно подбирая слова.

— Агата, я…

— Я поняла тебя, Кирилл. Все в порядке.

Он тяжело выдохнул, будто с этим звуком ускользали те слова, которые он, возможно, так и не решился сказать. Несколько секунд длилось напряжённое молчание, в котором отражалось всё: наши недосказанности, беспокойство, напряжение последних дней.

— Хорошо, — тихо ответил он наконец. — Береги себя.

— Ты тоже, — сдержанно проговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, несмотря на горечь.

Возможно, этой ночью мы, наконец, поставили точку в таких сложных и запутанных связях, как наши. Закрыли старые счеты, не успев открыть новых. И от осознания этого было больно, но стало легче.