Почему это знаменитый советский пианист приобрел в качестве своей летней резиденции дом в Северной Калифорнии? Это само по себе было очень смелым поступком, который был встречен с явным неодобрением центральным правительством в Варшаве. И если Конгросян мог себе позволить пренебрегать указами высшей коммунистической власти, то едва ли он уступит, открыв свои карты, перед ЭМП; Конгросян, которому было за шестьдесят, умел безнаказанно игнорировать правовые нормы современной общественной жизни как в коммунистических странах, так и в СШЕА. Подобно некоторым другим артистам, Конгросян шел своим путем, лавируя между двумя сверхмогущественными социальными системами современного мира.
Прижать его можно будет лишь привнеся определенный меркантильный элемент — как в виде рекламы, так и в виде прямой материальной заинтересованности. У публики короткая память — это общеизвестно; совсем не помешает убедительным образом напомнить ей о самом факте существования Конгросяна с его феноменальными музыкальными пси–способностями. Отдел рекламы ЭМП с готовностью возьмется за осуществление этой задачи.
Как–никак, им нередко удавалось способствовать продаже и восточного материала, а записи Конгросяна все–таки вряд ли подходили под этот разряд.
Но очень хотелось бы знать, насколько хорош Конгросян сегодня, так думал Нат Флайджер.
Передатчик пытался внушить ему схожие мысли: «…Все знают, что до самого недавнего времени Конгросян выступал только перед закрытой аудиторией, — налегал он. — Перед крупными шишками Польши и Кубы и даже перед элитой выходцев из Пуэрто–Рико в Нью–Йорке. Год тому назад он появился на благотворительном концерте в Бирмингеме, который давался перед пятьюдесятью миллионерами–неграми; средства, собранные на этом концерте, пошли в фонд содействия афро–мусульманской колонизации Луны. Я разговаривал с несколькими современными композиторами, которые там присутствовали. Они божатся, что Конгросян не растерял ничего из своего былого великолепия.
Ну–ка поглядим… Это было в две тысячи сороковом, пятьдесят два года. И, разумеется, он желанный гость в Белом Доме, где играет для Николь и этого ничтожества Дер Альте».
Надо взять эту «Ф–A2» в Дженнер и записывать именно на нем, окончательно решил Нат Флайджер. Возможно, это наш последний шанс: за артистами, обладающими такими пси–способностями, как у Конгросяна, ходит недобрая слава — они умирают рано.
Он ответил:
— Я займусь этим, мистер Дондольдо. Вылечу в Дженнер и попытаюсь провести с ним переговоры лично.
— Вввиии, — возликовал передатчик.
Нат Флайджер испытывал к нему искреннюю симпатию.
***
Известный своим несносным нахальством, сверхбдительный механический робот–репортер спросил, издавая скрежещущие звуки, более уместные для электропилы:
— Это правда, доктор Эгон Саперб, что сегодня вы намерены посетить свой кабинет?
Неужели нет никакого способа оградить хотя бы своей собственный дом от этих нахальных механических репортеров, подумал д–р Саперб. И тут же самому себе наполнил, что таких способов просто не существовало.
— Да, — ответил он. — Как только я позавтракаю, я сяду в свою тачку и отправлюсь в самый центр Сан–Франциско, припаркуюсь на стоянке, а оттуда направлюсь пешком прямым ходом в свой кабинет на Почтовой улице, где, как обычно, окажу психотерапевтическую помощь своему первому пациенту за сегодняшний день. Несмотря на закон, на так называемый Акт Макферсона.
И он вернулся к своему кофе.
— Вы ощущаете поддержку со стороны…
— Да, ИАПП полностью одобряет мои действия, — подтвердил д–р Саперб.
Действительно, он всего лишь десять минут тому назад разговаривал с исполкомом Интернациональной ассоциации практикующих психоаналитиков.
— Никак не возьму в толк, почему это решили проинтервьюировать именно меня. Все члены ИАПП будут в своих кабинетах сегодня утром.
А таких членов было более десяти тысяч, разбросанных по всей территории СШЕА, как в Северной Америке, так и в Европе.
Механический репортер замурлыкал доверительно:
— Как по–вашему, кто ответственен за принятие этого Акта Макферсона и готовность Дер Альте подписать его, придав ему силу закона?
— Вам это прекрасно известно, — ответил д–р Саперб, — не хуже меня самого. Не армия, не Николь и даже не НП. Это могущественная фармацевтическая фирма, картель «АГ Хемие» из Берлина.
Это было общеизвестно и не могло представлять из себя сенсацию.
Могущественный берлинский картель уже давно широко рекламировал по всему миру эффективность лечения душевных заболеваний с помощью лекарственных средств. На этом можно было заработать огромные барыши. И совершенно естественным следствием было объявление всех психоаналитиков шарлатанами, нисколько не лучшими, чем пропагандисты здоровой пищи или кислородного обогащения крови. Не то, что в старые добрые времена, когда психоаналитики занимали высокое положение в обществе. Д–р Саперб тяжело вздохнул.
— И это доставляет вам немалые душевные муки, — проникновенно продолжал механический репортер, — прекращение своей профессиональной деятельности под давлением определенных сил? Верно?