Игроки с Титана

На сцене девчушки Фетершмуллер запели писклявыми голосками, и Стоун даже удивился тому, что он здесь присутствует. Возможно, он пришел лишь для того, чтобы не подвергнуться штрафу, ибо посещение собраний были для всех жильцов дома обязательным. Он был совершенно равнодушен к этим столь часто проводимыми смотрам доморощенных талантов; ему вспомнились былые времена, когда развлекательные программы, транслировались по телевидению, программы, составленные высокоталантливыми профессионалами, Теперь, разумеется, профессионалы, которые были хоть сколь–нибудь талантливыми, были все заангажированы Белым Домом, а телевидение стало использовать в пропагандистских и образовательных целях а не как средство развлечения.

Мистер Стоун даже взгрустнул о том славном старом золотом веке, давно уже прошедшем, когда в кинотеатрах шли старинные киноленты великих мастеров с участием таких комиков, как Джек Леммон и Шарли Маклейн, а затем еще раз глянул на сестричек Фетершмуллер и у него вырвался горестный стон.

Винс Страйкрок, продолжавший постоянно дежурить у двери, услышав этот стон, смерил его свирепым взглядом.

По меньшей мере, он пропустил молитву. Он предъявил свое удостоверение новой дорогой машине Винса, и она дала разрешение на то, чтобы пропустить его — какая удача! — на одно из незанятых мест. Все лица здесь были ему до скуки знакомыми. Интересно, смотрит ли это Николь, сегодня вечером? Передается ли этот смотр самодеятельности по телевидению куда–нибудь еще? Девчонки Фетершмуллер, скорее всего, старались зря.

Усевшись, он закрыл глаза и просто слушал, не в силах терпеть то, что разворачивалось перед его глазами. Им никогда ничего не добиться, подумал он. Они должны смириться с этим, и так же смириться должны их честолюбивые родители. Нет у них никаких особых талантов, как нет их у никого другого из нас… «Аврааму Линкольну» нечего добавить в копилку культуры СШЕА, несмотря на весь обильно пролитый пот и требующую такого насилия над собой решимость.

Безнадежность положения девчонок Фетершмуллер заставила его еще раз вспомнить о тех испытательных таблицах, которые ему подсунул рано утром трясущийся, с побледневшим лицом, Ян Дункан. У Дункана ничего не выгорит, ему будет куда хуже, чем даже этим девчонкам Фетершмуллер, потому что не жить ему тогда в «Аврааме Линкольне»; он выпадет из поля зрения — во всяком случае, их поля зрения, — и вернется к своему прежнему, столь презираемому статусу; он практически наверняка, если только вдруг не откроются у него какие–то совершенно особые способности, снова окажется в общежитии и будет заниматься тяжелым физическим трудом, как приходилось всем это делать в дни юности.

Разумеется, ему будут возмещены деньги, которые он успел уплатить за свою квартиру — крупная сумма, представляющая из себя главное капиталовложение человека за всю его жизнь. Отчасти Стоун даже завидовал ему. Что предпринял бы я, спрашивал он у самого себя, сидя с закрытыми глазами, если бы мне вот так, прямо сейчас, достался остаток вложенных в это здание средств после окончательного расчета — ведь должна получиться довольно–таки пухлая сумма? Возможно, подумал он, я бы эмигрировал. Купил бы одну из дешевых, запрещенных законом полуразвалюх, которые распродают на тех стоянках, где…

Жидкие аплодисменты вывели его из раздумий. Девочки закончили свое выступление, и он присоединился к окружающим, захлопав в ладоши. На возвышении Тишман взмахами рук стал требовать тишины.

— О'кэй, ребята, я знаю, что вы получили огромное удовольствие, но на сегодняшний вечер у нас припасено еще немало. А затем — официальная часть нашего собрания. Мы не должны забывать об этом.

Он улыбнулся, собравшимся в зале.

Да, подумал Стоун, главное — дело. И он почувствовал себя весьма неуютно, потому что считался среди жильцом здания «Авраам Линкольн» одним из самых заядлых радикалов, которые хотели прикрыть среднюю школу, принадлежавшую зданию, и посылать своих детей в муниципальную среднюю школу, где бы они в более полной мере могли проявить свои способности в сравнении с детьми их других зданий.

Это была одна их тех крамольных мыслей, что вызывала особое противодействие. И все же за последние несколько недель она получила весьма ощутимую поддержку. Вероятно, для всех нас наступают странные, весьма необычные времена. В любом случае, каким расширением кругозора детских умов обернется осуществление такого предложения! Их дети обнаружат, что люди из других многоквартирных зданий ничем не отличаются от них самих. Будут сломаны барьеры, разделяющие жильцов разных зданий, а отсюда возникнет и новое взаимопонимание между людьми.

Такие идеи, по крайней мере, овладели Стоуном, однако совсем иными были мысли консерваторов. Слишком рано еще, говорили они, начинать такое смешение. Вспыхнут драки между детьми, они обязательно схватятся друг с другом в спорах относительно того, чье здание выше, больше, престижнее. Со временем придется пойти на такой шаг… но не сейчас, не так скоро.

***