Игрожур. Великий русский роман про игры

Терзаемая токсикозом и сопутствующим ему скверным настроением гражданка Неловко вскоре немного смягчилась. За обедом (Гной впервые за несколько месяцев ел горячий куриный суп – бегство начинало казаться не такой уж позорной затеей) выяснилось, что Виктор Сулейманович обещал вот-вот развестись с женой и официально стать его, Юрика, отчимом (бегство снова стало выглядеть позорно). Развод затягивался, потому что Эта Сука, как мама называла предшественницу, плела интриги и вставляла палки в колеса, но будущий отчим был полон решимости и даже уже перевез часть своих вещей! Вся эта информация пролетала как бы сквозь Гноя: он хлюпал вчерашним супом, невпопад кивал и безуспешно пытался уместить себя в формат новой-старой жизни. Юриков будущий братик, продолжала Елена Борисовна, был своего рода доказательством серьёзности намерений Виктора Сулеймановича – не такая же он, в конце концов, скотина, как этот подонок Черепанов!.. Кажется, мама поняла, как сильно повзрослел сын: в сказке про капитана дальнего плавания необходимости больше не было.

Потянулись странные дни.

В школе его восстановили – правда, директриса, как она это называла, «пошла на принцип» и настояла на том, чтобы Гноя оставили на второй год. Поначалу он этому обстоятельству даже обрадовался: не будет бесконечных подколок со стороны Леши Кривенко ака Корявого, да и среди младшеклассников он будет королем!.. Новые одноклассники, впрочем, оказались скотами ещё похуже старых (Гной сразу понял, из кого потом вырастают проклятые эстетствующие), а Корявый не только никуда не отстал, но и взял моду регулярно приводить в школьный двор своих мутных бурситетских друзей «посмотреть на москвича».

Юрик почему-то думал, что провинциалы должны испытывать к москвичам уважение, всячески перед ними лебезить и преклоняться; как выяснилось, дело обстояло радикально противоположным образом.

– Слышь, а по натуре в Москве все пидоры? – спрашивал Юрия Черепа очередной будущий резидент западносибирской колонии для малолетних преступников. (В «натуре» ударение было на первый слог.)

Как быстро понял Гной, правильного ответа на этот вопрос не существовало. Если сказать «нет», собеседникам становилось очевидно, что он просто защищает пидоров – за это полагалось телесное наказание. На положительный ответ бурситетчики реагировали молниеносно: «А откуда ты знаешь, га-га-га?!» И всё равно его били. Гордое молчание приводило ровно к таким же последствиям, только били в два раза сильнее.

Проблемы эти, по крайней мере, были простыми и понятными – в отличие от хитросплетений объективной игровой журналистики. В Западносибирске все причины имели быстрые следствия (неуважительно ответил собеседнику – получил по почкам), тогда как в «Мании страны навигаторов» всё цеплялось одно за другое, змеилось, отращивало псевдоподии и притворялось не тем, чем на самом деле является. Вспоминая недавнее прошлое, Юрик неожиданно для себя начинал склоняться к бурситетскому мнению о жителях столицы.

Журнал он некоторое время продолжал по инерции покупать, но понял, что не может заставить себя читать его дальше «Слова редактора»: тексты там ничем не отличались от выступлений Поплавского, но публиковались под портретом Арнольда Шварцнеггера и с мучительной безглазой подписью Игорька. Никакой информации о смене собственника в выходных данных не было – «Манию страны навигаторов» продолжало издавать ИП «СТРАНАВИМАНИЯ ПАБЛИШИНГ ВОРЛДВАЙД». Обзоров, дисков и дырочек от скрепок меньше не стало. Судя по всему, исчезновение замредактора отдела читов не в полной мере парализовало выход издания.

За Алиной Петрозаводской к школе приезжал уже другой носатый на другой подержанной иномарке, причём через неделю стал приезжать вообще третий на третьей. Вскоре Гной перестал вести им счет.

Нехотя наступила весна. Окончательный переезд Виктора Сулемановича всё ещё должен был состояться со дня на день, но Гной уже догадывался, к чему идёт эта ситуация – Эта Сука очевидно не собиралась сдавать позиции без боя. Заехать обратно в собственную комнату мама ему категорически запретила, поэтому он угнездился на диване в «зале». Обратно привыкать к дому после Игорьковой норы было непросто: он ещё долго рефлекторно проверял на входе в туалет, не наблевано ли там, а также шарахался от голого пола, не покрытого несколькими слоями всякой дряни.

В апреле мама заставила его, как она выражалась, «справить» паспорт и заодно получить загран – Гной затаил было дыхание в предвкушении удивительных приключений в летней Турции, но оказалось, что после рождения братика мама намеревается отправить его жить к дальним родственникам в Казахстан, потому что так «будет лучше для всех». Юрик находился в таком состоянии, что даже не сильно огорчился этой перспективе – он давно уже подозревал, что волки избили его до полусмерти и теперь он лежит в коме, во власти видений затухающего разума.