Игрушка для волка, или Оборотни всегда в цене

На нем все заживает быстрее, чем на любом человеке.

«Она человек, она уязвима». А кто тогда он?

А еще вот это: «Ты их не видишь, я их чую». Чует… Когда он не в человечьем, а в волчьем обличии.

Конечно, тот зверь, который встретился ей сегодня, это не собака. И ей не нужно было заглядывать в интернет, чтобы понять: на улицах города он столкнулась с волком. С оборотнем.

Казалось бы, она уже видела, как умершие испаряются, превратившись в страшненькое темненькое облачко. Почему ее так потрясло, что Стас не человек? Ответ пришел тут же. Потому что они — это они, чужие, иные, объект охоты, воплощенное зло.

А Стас — это Стас, он вроде как свой.

И в то же время чужой. Иной. И это принять было гораздо сложнее.

* * *

— У тебя дверь была открыта. Ты теперь ничего не боишься? — Инга даже не удивилась, когда услышала знакомый голос.

Наверное, если бы она не забыла защелкнуть замок, Стас нашел бы способ просочиться сквозь дверь. Он всегда находит способ появиться, когда ему нужно, и не появляться, когда не хочется…

Она скорее почувствовала, чем увидела, как его рука потянулась к выключателю.

— Не включай!

Видеть его не хотелось. Не хотелось сталкиваться с ним взглядом.

Было страшно.

Он послушался. Обошел ее в кромешной тьме и уселся за спиной.

Положил руки на плечи. Плечи словно обожгло. Ей не кажется. Вовсе не кажется. У него действительно очень горячие руки. У волков нормальная температура тела — 41 градус. Не удивительно, что человеку, обычному уязвимому человеку, они кажутся слишком жаркими.

— Почему ты не появлялся? Почему исчез?

— Сама как думаешь?

Инга пожала плечами. Ей-то откуда знать, это он тут читает мысли, предугадывает поступки, и… что там еще в его цирковой программе? Превращается из волка в человека и обратно!

— Потому что тебе все равно. Потому что я не из ваших. Всего лишь человек. Со мной можно не церемониться. Появляться когда хочешь и исчезать… Не объяснять ничего. С чего бы тебе беспокоиться о том, каково мне. У тебя — большая и важная игра, кого волнует мнение пешек!

Она говорила и понимала, что вся горечь, накопившаяся за эти дни, обиды, страхи, неизвестность, — все это не может поместиться в какие-то там слова.

— Ты должна была сама решить. То, что я делаю… то, что мы будем делать вместе, это не игра. Это опасно, это страшно и утомительно. Это навсегда изменит твою жизнь. И тебе не понравится эта перемена. Это вообще будет другая жизнь. Я не хотел лишать тебя выбора…

— И когда я пошла искать их сама…

— Ты этот выбор сделала, — закончил он за нее.

— И если бы я потянулась бродить в первый же вечер…

Она не увидела: было темно и к тому же он сидел сзади, но почувствовала, что он кивнул.

— И что теперь? Как мы теперь?

— Теперь, — Стас вздохнул, — теперь я дам тебе пять минут на то, чтобы смириться с мыслью, что тебе все-таки придется на меня посмотреть, потом включу свет и пойду готовить ужин. Я, знаешь ли, голоден как волк.

Как волк… Она коснулась его руки, которая все еще лежала на ее плече. Просто чтобы убедиться, не ошиблась. Он действительно аномально горячий.

Странно. Она всю жизнь боялась даже безобидных болонок с пекинесами, а теперь в одной квартире с ней целый волчище. И ей… Инга прислушалась к себе. Страшно? Она и сама не знает. Пожалуй, все-таки страшно.

* * *

За ужином она усиленно смотрела в тарелку, и не потому, что еда выглядела как-то уж очень особенно, а потому, что она по-прежнему избегала встречаться с ним взглядом.

— Что не так?

Инга промолчала. Ей было неловко отвечать на этот вопрос, словно бы своим ответом она могла обидеть Стаса, хотя он никогда особенно с ней не церемонился. А вот же…

— У тебя взгляд такой же, как и… — то, что она собиралась сказать, звучало так нелепо, что она предпочла промолчать.

— Как у меня же?.. — его, похоже, это ни капельки не смущало.

— Ну да, — она надеялась, что он правильно ее понял.

— И…

Инга рассматривала листики салата, словно они были произведением искусства.

— Это глупо. И ну в общем… Очень глупо…

— Может быть, ты мне скажешь, а я сам решу, глупо это или нет, — предложил он.

— У меня фобия с детства, — Инга покраснела так, что больше и невозможно, — я боюсь собак.

Ну вот, она это сказала. Обозвала его собакой.

Странное дело, назовешь мужчину волком, и он тут же возгордится: ну как же одинокий волк, благородный хищник. Символ силы, смелости, опасности. В общем, вроде как комплимент. А назовешь собакой — уже оскорбление. А ведь если сравнить этих двух зверушек, даже Инге, которая одинаково панически боится их всех, от мелкой болонки до здоровых волкодавов, становится понятно, что собака — друг человека, а волк — существо, с которым этому самому человеку лучше не сталкиваться. И где тут логика?

Стас рассмеялся. Кажется, он не думал обижаться.

— Если хочешь, я могу ходить исключительно в темноте.

— Я привыкну, — Инга с таким трудом отодрала взгляд от тарелки, будто он был прибит гвоздями, скользнула взглядом по лицу и снова уткнулась в тарелку. — Теперь ты ответишь на мои вопросы?