Игрушка (СИ)

"Требовать от покупателя, чтобы он заплатил тебе за твой товар больше, конечно, можно и иногда покупатель идёт на уступки, но преодолеть непримиримое противоречие покупателя и продавца таким способом нельзя".

"Кто тут покупатель, а кто продавец? - спросила Людмила.

"Продавец - рабочий пролетариат. Он продаёт свои рабочие руки, свою способность мыслить, то есть свою голову, которая помогает рукам лучше созидать. А покупатель - тот, кто эти руки и головы нанимает. Здесь, во Франции, их называют bourgeois, у нас - мироедами раньше, а теперь - буржуазией. Карл Маркс решил преодолеть антагонизм буржуазии и пролетариата так: покупателями и продавцами пусть будут одни и те же люди. Рабочие берут власть, делаются диктаторами. Национализируют производство и там командуют. Буржуазия исчезает; и все живут счастливо. 34В России большевики приступили уже к реализации этой идеи. Вряд ли что у них путного получится. Пока в мире продукты становятся товарами, пока деньги людям нужны для жизни - большевистским способом ничего к лучшему не изменишь. Тут нужно что-то другое", - Чарнота не успел договорить. В голове колонны, которая уже удалилась метров на пятьдесят, послышались крики и вся колонна встала. Чарнота ловко, по мальчишески, взобрался на фонарный столб. Некоторое время провисел там, вглядываясь вперёд, затем спустился.

"Уходить отсюда надо, Люсенька. - Сказал он. - Сейчас драка начнётся. Впереди полиция".

Они прошли в хвост колонны и свернули налево в ближайший переулок. До дома Чарноты они добрались за два часа, вместо предполагаемого одного.

--------

В комнате у Чарноты царил "мужской порядок": незастланная постель, одна подушка на полу (всего их у него было три), лужа под умывальником, письменный стол, заваленный бумагами, всё-таки имел элемент другого порядка - пятитомник Добролюбова аккуратной стопкой лежал на его крае.

Людмила провела пальцем по деревянной спинке кровати и на ней чётко обозначилась полоса, очищенная от пыли.

"Так, Гриня, ты делай что хочешь, а я займусь уборкой", - тоном, не терпящим возражений, заявила она. Чарнота, артистично склонив голову, молча продемонстрировал покорное согласие. Он сел за свой письменный 35стол, открыл уже прочитанный первый том Добролюбова, но не стал его читать повторно, а украдкой стал наблюдать за действиями Людмилы. Вот она застелила постель, вот намочила тряпку и стала стирать пыль, вот сходила за водой и принялась мыть пол. Та уверенность в движениях, та женская сила, которая восхищала Чарноту в женщинах, знающих что им нужно, те эротические позы, которые невольно принимает женщина, моющая пол, так умиляли его, что слёзы навернулись на глазах. Прямо сейчас ещё раз он явственно ощутил, что не сможет жить без этой женщины. Она уже составляла его вторую половину и он теперь затруднялся сказать какая из этих половин для него главнее, ибо он чувствовал, что как горе, так и благо этой его новой половины становились и его горем, и его благом.

Закончив уборку, Людмила вымыла руки и присела на кровать. Чарнота всё также неподвижно сидел, склонившись над книгой. Но от внимания женщины не ускользнуло то, что он, пока она делала уборку, ни одной страницы не перевернул.

"Расскажи мне, Гришенька, что ты вычитал у Добролюбова?" - попросила она.

Он, не вставая со стула, развернулся к ней лицом и она увидела глаза счастливого человека; нет - не человека вообще, а - глаза счастливого

мужчины. Она подошла, села к нему на колени, обняла за голову и прижалась щекой к его густой шевелюре. В следующее мгновение они оказались на кровати... Через час ей вновь пришлось застилать постель.

36 Потом, а он рассказывал ей о Добролюбове: "Всего 26 лет довелось прожить человеку, а всё-таки успел сказать своё слово. Вот ты говоришь, что хам пришёл в России к власти. А он встал на сторону этого хама уже в 1857 году. Уже тогда он говорил, что расколот народ на кучку дармоедов, которые властвуют, управляют, судят, поучают и на тех, кто пашет, строит, защищает от внешнего врага этих дармоедов. И обе эти половины враждебно смотрят друг на друга. Уже тогда нужно было всем бросить свои эгоистичные делишки и искать пути к примирению - заняться главным делом. А эта кучка купалась в роскоши, не понимая, что личное благо не может быть вне блага общего".

"А кем был этот Добролюбов? Сам-то чем занимался?" - перебила его эмоциональную речь своим вопросом Людмила.

Григорий Лукьянович осёкся, как будто очнулся от какого-то наваждения. Разгоревшийся было в глазах огонь борьбы потух, сменившись ровным тёплым светом доброты и ласки.

"Да он, Люсенька, писателем был; критиком-публицистом. Писал отзывы по прочитанным им литературным произведениям. Иногда и сам писал прозу - рассказы", - ответил он, нежно поглаживая Людмилу по голой руке.

"О, ты бы видела, что писал этот человек прямо, открытым текстом!" Чарнота взял со стола один том. Открыл его на заложенной странице и прочёл: "Уничтожение дармоедов и возвеличение труда - вот постоянные 37тенденции истории". И, закрыв книгу, от себя добавил: