Игрушка (СИ)

На следующее утро Чарнота отправился на переговоры со спонсорами, обеспечивающими его возвращение на родину, а Людмила - в Мулен-Руж, готовиться к вечернему выступлению.

----------------------------------

В 1926 году политическая эмиграция из России была многоликой. Париж принимал всех. Интересней всего Чарноте было встречаться и 45беседовать с, так называемыми, левыми: социалистами-революционерами, трудовиками и коммунистами. Первые и вторые его интересовали потому, что пытались выражать чаяния самого большого по численности общественного класса России - крестьянства; последние - как победители. Остальных он считал шушерой и они его не интересовали. Монархисты же - вообще его раздражали своей эгоистичной тупостью. Ясно же было, что для России возврата к монархии быть не может. "Диктатура будет, иначе России не выжить в переходный период, - думал Чарнота, - а вот монархии - не бывать".

Ближе всех Чарнота сошёлся с коммунистом Ганопольским. Это был мудрый полуеврей. К моменту знакомства Чарноты с Ганопольским тот уже стал отходить от коммунизма Маркса или, "пролетарского коммунизма", как любили именовать это политическое направление его адепты. На вопрос Чарноты: "Почему он не прибивается ни к какому течению"? Тот отвечал:

"Уж лучше - ни к какому, чем к ошибочному. Это зверьё сбивается в стаю, чтобы выжить, а у человека - иначе. Человек объединяется с себе подобными чтобы дело делать, - разъяснял он свою позицию Григорию Лукьяновичу. - Нет пока в мире общественной теории, которая бы при переходе к практике не менялась. Вот коммунисты в России, после смерти их вождя Ленина, превращаются в стадо обезумевших быков. Того и гляди начнут вспарывать друг другу животы. Я почему уехал из России? Да потому, что увидел, что борцы за дело рабочего класса очень быстро перерождаются в борцов за власть и привилегии. Сейчас идёт там драка, 46пока теоретическая, между большевиками и меньшевиками или меньшевистами, как их Ленин называл. Как ты думаешь, кто победит?- спросил, но не дожидаясь ответа, продолжил. - Конечно, победят те, кто меньше обременён моралью. Победит тот, кто никого не будет щадить: ни своих, ни чужих. Нападать всегда легче, сдерживать нападение трудней. Защищающийся ждёт, а нападающий действует; сила за вторым. Вот большевики кричат: давай строить социализм, а меньшевики - давай подождём. Ясно, что вторые проигрывают. Активные люди встанут на сторону большевиков, ибо те дело делать предлагают, а так как в России активных много, а политически грамотных мало, то и получится подавляющий перевес на стороне большевиков, ибо те дело делают. Мы - меньшевики им говорили: угробите и себя, и страну, а они: посмотрим, мол. Вот хотят социализм строить во враждебном окружении. Значит, нужно будет и строить, и воевать одновременно. В войне нужен командир, и здесь у большевиков фора. Троцкий лезет в диктаторы, а Сталин - в любимые вожди. И Ленин второму дорожку уже проложил. Сам в мавзолей лёг, для нашего народа хоть и необычно - не по христиански, а всё-таки религиозно заманчиво: как это - умер, а "живее всех живых"? Да так: вот сходи и посмотри на него; через год после смерти можешь посмотреть, через два, три - десять. Когда молиться начнёшь: через год, два, десять... - не важно; когда-нибудь начнёшь, или уже начал. Ясно и то, что продолжателем дела должен быть Сталин. Ленин-Сталин теперь для активного россиянина это одно лицо. И я не сомневаюсь - грузин победит еврея, страна-то антисемитская. А чтоб 47закрепить свою победу Сталин ни перед чем не остановится. Попомнишь меня - полетят головы, очень скоро полетят".

Чарнота вспоминал этот разговор, когда ехал на окраину Парижа. Вышел на конечной станции метро, взял извозчика, сел в его коляску, назвал адрес и вновь погрузился в воспоминания. Михаил Борисович Ганопольский любил по-рассуждать вслух:

"Вот послушай, Григорий Лукьянович, - обращался он к Чарноте и затем уже долго не умолкал. Прагматик, неоднократно сидевший в царских тюрьмах, он хорошо усвоил урок Великой Французской Революции: "Революция - это мать, пожирающая своих детей". И именно это правило заставило его позаботиться о своём эмигрантском будущем. Открытый на него, в одном из парижских банков Ротшильда счёт, ещё в 1897 году, оставался за ним закреплённым и после революции, как, впрочем, и за многими функционерами РСДРП. Пятьсот тысяч франков теперь позволяли ему жить безбедно в пригороде Парижа в своём домике с небольшим садиком.

Конь шёл аллюром. Коляска на хороших рессорах с резиновыми шинами на колёсах мерно покачивала пассажира. Чарнота вспоминал их разговор в последнюю встречу.