Где-то через полчаса после ухода боцмана, в кубрик спустился человек. Это был высокий, худощавый, бледнолицый, со страдальческими, как у Христа, глазами, мужчина, которому на первый взгляд было около сорока лет. Он громко сказал по-немецки "Добрый день", огляделся и подошёл к Чарноте. "Entschuldigen sie, das ist Дювалье?" - вслушиваясь в непонятную немецкую речь (энмульдиген зи дас ист Дювалье), Чарнота распознал только свою французскую фамилию. Но, на всякий случай, кивнул головой.
"Ком" - сказал незнакомец и направился наверх. Когда они вышли на палубу, Чарнота напрягся и вспомнил одну из заученных им немецких фраз: "Во зинд ди туалеттен, битте?" В туалет ему не хотелось, но нужно было выиграть время, чтобы обдумать чего может быть нужно этому человеку. Длинный кивнул и они пошли по правому шкафуту на ют; там он указал Чарноте на дверь, которая была похожа на продолговатый люк с колесом посредине. Чарнота повернул колесо и дверь открылась. Запах 99подсказал Чарноте, что его подвели именно туда, куда он и просил. Его сопровождающий остался на палубе, а Чарнота сымитировал отправление естественных надобностей, помыл руки и вышел. Незнакомец стоял у флагштока за брашпилем и Чарнота не сразу его нашёл.
"Вас ис дас", - сказал Григорий Лукьянович - первое, что пришло ему на ум. Человек криво улыбнулся и было видно, что он подыскивает слова.
"Чёртовый язык", - наконец выговорил человек на чистом русском. Чарнота обомлел от неожиданности. Некоторое время он лихорадочно соображал:
"Что делать? Как этот русский попал сюда? И не навредит ли то, что он сейчас заговорит с ним по-русски; не навредит ли это его делу?"
Ответа на вопросы ждать было не от кого и Григорий Лукьянович решил рискнуть. "Вы русский?" - спросил он длинного. Тот, в свою очередь, не стал скрывать удивления, но особой радости, что перед ним, видимо, соотечественник, не выказал.
"Я-то русский, а вот вы Жан Клод Дювалье кто?"
"Я тоже русский, но живу во Франции. Я русский в третьем поколении. Моя бабушка и дедушка переселились во Францию вместе с беременной мной матерью в 1884 году". - Чарнота старался припомнить легенду, которую он изложил немцу-попутчику. Врать всегда легче, когда ложь повторяется, да и меньше опасность, что проболтаешься.
"А, ну вам легче - сказал длинный. - Я вот эмигрант в первом поколении. - И добавил, при этом не протягивая руки. - Зовут меня Виктор, а фамилия - и, замявшись, - впрочем, зачем вам моя фамилия, Виктор и Виктор - хватит и этого. Тебе боцман сказал, что мы вместе работаем на 100баке?" - неожиданно перейдя на "ты", спросил он.
"Ах, так это вы и есть мой напарник?"
Виктор на вопрос не ответил и продолжал:
"Работать завтра начнём; как отдадим швартовые, так и начнём. После собрания пойдём к боцману и заберём у него всё что нужно, чтобы потом за ним не бегать. У него завтра у самого работы много и ему будет не до нас", - с этими словами он коротко кивнул и удалился.
Чарнота вернулся в кубрик, отметив себе при этом с удовлетворением: "Не заблудился!"
Гамбург стоит в дельте реки Эльбы, но до выхода в Северное море судам от причалов порта приходится идти по относительно узкому руслу реки ещё более 50 морских миль. Судну с Чарнотой предстояло пройти этот участок пути, а затем, повернув направо, войти в Кильский канал и по нему - ещё столько же, чтобы выйти в Кильскую бухту и затем - в Балтийское море.
Как и предполагалось, утром отдали швартовые и Чарнота второй раз в своей жизни "пошёл в моря" (так говорили профессиональные моряки, с которыми довелось ему познакомиться в первое своё плавание от Севастополя до Стамбула). Погода стояла хорошая. На баке, куда сразу после отхода вышли работать Чарнота с напарником, было тихо: ни работающей машины, ни скрежета гребного вала о бакаутовые подшипники, не слышно. Попутный тихий ветерок по ходовой вообще не ощущался, а солнце уже припекало. Нужно было отдраить корчщётками все ржавые 101места на внутренней поверхности фальшборта и на стойках лееров. Затем покрыть эти места грунтом и на следующей день выкрасить всё; а это получалось не менее 50 квадратных метров под краску. После этого очистить и вымыть палубу бака.
Начали работу. Чарнота справился с одним ржавое ржавым пятном на фальшборте, другим и перешёл к третьему. За спиной зазвучал бас боцмана:
"Не так, не так! Чистить нужно до металла".
Чарнота повернул голову и снизу вверх взглянул на боцмана. Тот стоял в позе Наполеона и это рассмешило Григория Лукьяновича. Боцману веселье матроса явно не понравилось. Он повысил голос и несколько раз повторил:
"До металла, до металла..." Чарнота успокаивающе согласно кивнул и боцман, развернувшись пошёл к трапу ведущему с бака на левый шкафут. Вот тут Чарнота и увидел ботинки боцмана. Необычно высокие каблуки боцманских ботинок ещё больше рассмешили Чарноту, но он сумел подавить в себе позыв к смеху. Напарник, наблюдавший эту сцену, улыбнулся и сказал по-русски:
"Вы поосторожней с ним, Жан Поль, - очень злопамятный тип".