Игрушки дома Баллантайн

После завтрака Ева бежит в свою комнату переодеться… и обнаруживает сидящего на краю кровати Коппера. Эвелин встает в дверях, гордо вскидывает подбородок и спрашивает, стараясь выдерживать равнодушный тон:

— Что-то потерял, крестный?

Коппер поспешно встает, подходит к Еве. Ей странно видеть неуверенность на его лице.

«Эвелин, я хотел объясниться».

— Вчера надо было объясняться, Роберт.

Слова даются Еве с трудом. Немеют скулы, наливаются слезами глаза.

«Я не хочу, чтобы мы расставались врагами».

— Мы расстаемся никем. Выйди, мне надо переодеться, чтобы проводить брата.

«Прости, что я был с тобой резок».

— Прощаю, — фыркает Ева. — Всё? Покиньте дамскую комнату, мистер Коппер.

Коппер закрывает за девушкой дверь, отступает на шаг.

«Послушай меня, девочка. Пожалуйста».

Ева отталкивает его, проходит к гардеробу, вытаскивает шелковые черные брюки и летнюю блузку. Переодевается, стоя к майору спиной, и говорит:

— Я столько лет ждала, что ты обратишь на меня внимание. Я берегла себя для тебя, Роберт. И я была бы тебе образцовой женой — любящей, терпеливой, верной. Только вся беда в том, что мне двадцать один, а тебе — за восемьдесят. Тебе глубоко за восемьдесят, хотя на вид всего лишь сорок. Твоя душа истлела от старости, ты пережил все свои желания и веру в себя. Мой отец остается вечно молодым только потому, что они с мамой друг друга любят. А ты пустой. Механический придаток к старому военному дирижаблю, который никогда тебе взаимностью не ответит.

Хлопает дверь. Эвелин оборачивается. Она снова одна в комнате.

— Ты просто трус, — улыбаясь, выплевывает она в пустоту.

— Ева-а-а! — зовут ее близнецы во дворе.

Она быстро заматывает шелковым шарфом волосы и спешит на выход. Алан на крыльце целует маму, обнимает отца, забрасывает на плечо сумку.

— Ну, увидимся через неделю? У меня увольнение на День Независимости. Мелочь, что хотите на день рождения?

— Полетать на «Мнемозине»! — в один голос отвечают близнецы.

— Майор, возьмем балласт на борт разок?

Коппер кивает, салютует Брендону и быстрым шагом идет к калитке.

— Мисс Эвелин? — улыбается Алан.

Ева хватает его под руку, оборачивается к родителям:

— Я провожу брата. Мелкашки, вам задание: собраться на пляж. Вернусь — и купаться!

Втроем они идут по улицам Гринстоуна. Коппер впереди, не сбавляя шаг и не оборачиваясь. Эвелин и Алан следуют за ним. Молодой человек рассказывает сестре о своей девушке, Ева смеется слегка натянуто и старается идти с ним в ногу. Над увитыми диким виноградом двухэтажными домами летают чайки, у моста через единственную в городе речушку торгуют свежей сдобой с корицей и южными яблоками. Детвора в тени играет в пристенок, три девчонки лет пятнадцати увлеченно рассматривают афишу маленького летнего кинотеатра. У фонтанчика на вокзальной площади строгая старушка продает ванильное мороженое. Алан отлучается и быстро возвращается с двумя стаканчиками ароматного холодного лакомства.

— Я отсюда не уеду, пока мы с тобой не сядем, как в детстве, на край чаши фонтана и это не съедим, — говорит он и, улучив момент, пачкает нос Эвелин мороженым.

— До отправления поезда десять минут, — тревожится Ева.

— Майор взял билеты, не волнуйся. Ешь.

Пять минут на мороженое, две — добежать до своего вагона. Обнять сестру, поцеловать в щеку. Запрыгнуть на подножку и крикнуть, перекрывая шипение пара:

— Маму береги, страшилище! Увидимся через неделю!

Он кричит что-то еще, но поезд шумит, трогаясь, и Ева не может разобрать слов. Она просто стоит на перроне, улыбается и кивает. Алан машет ей рукой и исчезает в вагоне. Эвелин долго стоит и смотрит поезду вслед. Ее охватывает острое чувство безвозвратной потери. Как в детстве, щекочет в носу.

Ева бредет обратно через весь город, натыкаясь на людей, словно слепая. Ее окликает кто-то из старых знакомых, но она не замечает. Пустота внутри растет, и девушке кажется, что ее мир медленно осыпается в бездну. Она заходит на телеграф, звонит Этьену. И снова телефонистка сообщает ей, что к аппарату никто не подходит. Девушка сухо благодарит, опускает трубку на рычажок.

У калитки родительского дома Ева останавливается, закрывает глаза. Темнота за веками пульсирует, медленно вращается, словно багровый водоворот.

— Эвелин! — верещат над ухом близнецы. — Не спи! Купаться! Мы уже в купальных костюмах, смотри!

Она вздрагивает, заставляет себя улыбнуться.

— Чудесные кружавчики, Сибил. Уильям, у тебя плавки как у взрослого, прекрасно смотришься. Подождите меня минутку, я переоденусь, ладно?

В доме она собирает в пляжную сумку полотенце, крем и старую штору, заглядывает на кухню, берет из вазы на столе пять яблок. На обратном пути ее окликает Элизабет:

— Ева, возьми себе и малышам что-нибудь перекусить на пляж. Я тут в стирке вся, руки в мыле…

— Я взяла, мам.

— Ну-ка, постой. Посмотри на меня. — Элизабет вытирает руки о фартук, касается щеки дочери. — Что с тобой, родная? Что случилось?

— Все хорошо, мам. Взрослею, — без улыбки отвечает Эвелин. — Я пойду, ладно? И… мам, поговори с папой насчет мелкашек. Он знает о чем.

* * *