Игрушки дома Баллантайн

Тот молча качает головой, пытается привстать, но не может. Брендон забирает у Элизабет близнецов и, кивнув жене в сторону Этьена, уносит детей в каюту.

– Папа сильный, – шепчет Сибил, держась за отцовскую шею. – Папа любимый…

Элизабет с осунувшимся лицом и оборванными рукавами платья укрывает Этьена одеялом, касается мокрых волос.

– Спасибо, хороший мой, – шепчет она. Голос пропадает, горло стискивает болезненным спазмом.

Коппер щелкает пальцами, привлекая внимание Алана.

«Парня – в мою каюту. Давай, поможешь».

– Мам, иди к мелочи. Иди, ну! – прикрикивает Алан. – Я сейчас вернусь к вам.

Вдвоем с майором они поднимают Леграна и уносят в капитанскую каюту. Элизабет несколько секунд сидит, глядя в одну точку и перебирая складки промокшего одеяла, потом встает и бежит догонять мужа с близнецами. По палубе «Мнемозины» барабанит дождь.

– Мамочка, ну не плачь… Мы тебя любим, мы вернулись…

Слезы текут сами, лица детей расплываются перед глазами, непонятно, где Сибил, где Уильям. Можно лишь осязать губами и пальцами, вдыхать родной запах, не веря, что вот они – живые. Слов нет, остается только нежность – горькая, отчаянная, безбрежная.

– Не жми так сильно, ты нас задушишь. Ма-а-ам… Пап, это просто царапины! Этьен нас полечил. Ну что вы такие грустные, мы в порядке, честно-честно!

Дверь в каюту приоткрывается, заглядывает Алан. Смотрит на обнимающих Сибил и Уильяма родителей, улыбка трогает губы.

– Я же знал, что вы найдетесь. Чуть Копперу в мор… в лицо не заехал, когда он велел «Мнемозину» разворачивать.

– Где Этьен? – тут же спрашивает Сибил, выныривая у матери из-под локтя.

– В каюте у крестного. Тебе там сейчас точно нечего делать.

«Как он, сынок?»

Алан неопределенно разводит руками.

– Вроде спит. Но я не врач, откуда мне знать.

Взгляд его останавливается на лице Брендона. Тонкие брови хмурятся.

– Пап. Ты когда ел в последний раз?

«Не помню», – равнодушно отвечает тот.

– Пошли, у Коппера топлива возьмем. Мам, а ты приляг с мелочью. Выглядишь ужасно. Поспи хотя бы до возвращения.

– Я с «Мнемозины» не сойду! – вскидывается Элизабет испуганно.

Алан подходит, обнимает ее, целует в бледную щеку.

– Я тебя на руках вынесу. И сам посажу на дирижабль, летящий туда, где тепло, сухо и солнечно.

«В Гельвецию бы вас, – соглашается Брендон. – И чем скорее, тем лучше».

– Как это «вас»? Дорогой, не «вас», а «нас»! Всех!

«Именно вас. Пока троих. Алан при исполнении, а я без Евы не полечу», – спокойно глядя на жену, разъясняет Брендон.

Уильям высовывается из-под одеяла и тихо говорит:

– Ева больше не Ева, пап. Она теперь Анве, Этьен сказал. Это она топит город.

Элизабет бледнеет, впивается ногтями в щеки.

– Нет… Нет, Уильям, что ты несешь?!

Мальчишка испуганно смотрит на Алана, потом на отца. Элизабет решительно направляется к выходу из каюты. Брендон хватает ее за руку, хмурится, сажает обратно на койку.

«Сиди здесь, с детьми. Нечего там делать», – отрезает он.

– Мне надо поговорить с Этьеном!

– И мне! – подхватывает Сибил.

«Успеете. Дайте ему хоть полчаса отлежаться. – Брендон поворачивается к Алану и без улыбки спрашивает: – Каюта запирается? Отлично. Тогда закрой за нами дверь на ключ».

Мужчины уходят, оставив Элизабет с детьми. Она печально трогает дверную ручку, возвращается к близнецам. Садится на койку и закрывает лицо ладонями. Сибил и Уильям тут же обнимают ее, ластятся.

– Мам?..

– Я не хочу в это верить, – глухо отвечает Элизабет. – Ева не могла…

Близнецы обмениваются по-взрослому суровыми взглядами, синхронно кивают.

«Думаешь, у Этьена получится?», – спрашивает Уильям на амслене.

Сибил уверенно кивает.

«Но это же больно», – продолжает брат.

«Он умный и сильный. Он выдержит».

«А мы?», – глаза Уильяма наполняются слезами.

Девочка отводит взгляд.

«Мы – нет. Ты сам знаешь».

Мальчик обнимает мать крепко-крепко, прячет лицо в распущенных русых волосах.

– Мы тебя любим. Мы тебя никогда не оставим, мамочка…

Через сорок минут «Мнемозина» пришвартовывается к платформе городского аэровокзала. Люди спускаются по трапам, ежатся от холодных дождевых струй, косятся на драгун из оцепления. Брендон ведет за руки близнецов, Элизабет и Алан помогают Этьену. Они проходят в здание вокзала, идут между сидящими и лежащими горожанами. Кто-то кашляет, кто-то прижимает к себе детей, кто-то тихо плачет. В углу народ толпится за питьевой водой. По залу ожидания ходят солдаты, разносят шерстяные одеяла.

– Господин Легран!

– Минутку, – просит Этьен Алана и Элизабет и останавливается.

К ним подбегает щеголеватый молодой человек лет двадцати – сын заместителя мэра.

– Очень рад вас видеть, господин Легран! Вы в порядке? – спрашивает он дипломатично.

– Добрый вечер, Фредерик. Я в порядке. Ваша семья не пострадала?

– О, да что нам будет на четвертом уровне? – улыбается Фредерик. – Лайон-стрит – самая высокая точка Нью-Кройдона. Сэр, я верно помню: вы живете на Брикс-авеню?

– Верно.

– Тогда я предлагаю вам поехать в мой дом и переждать стихию там. Ваша матушка и сэр Ирвинг так и сделали. Брикс-авеню затоплена примерно на два фута.

Этьен качает головой: