Игрушки дома Баллантайн

Генерал защелкивает на руках Часовщика браслеты, поднимает тело, изумляясь, насколько легкой оказывается перерожденная. С куклой на плече и в сопровождении помятого добермана он идет к машине, сваливает свою ношу в ящик под сиденьем. Стоит несколько минут, глядя в бездонный черный колодец над головой, потом садится за руль, и автомобиль резко срывается с места.

Через несколько часов отчаянно зевающий растрепанный Коппер спускается за сэром Уильямом в холл первого этажа. Видит распростертое на полу тело и удивленно спрашивает:

«И что это?»

– Это Часовщик. И она нужна мне. Сможешь починить?

Коппер корчит гримасу, которая означает «Ну, не знаю», но по азартно блестящим карим глазам Раттлер понимает: помешанный на механике подполковник из кожи вон вылезет, чтобы кукла выжила.

Ненависть ей в этом поможет.

– Задувай свечи, Пенни! Загадывай желание!

Она делает глубокий вдох, жмурится… Слон Бимбо дует на торт вместо нее, разом гася двадцать две тоненькие свечки. Вся труппа хохочет, Пенни Лейн заливается смехом, вытирает салфеткой сахарную пудру с лица и украдкой смотрит на Джорджио.

Джорджио разливает по бокалам вино, поднимает тост:

– За нашу Пенни – изящную, словно цветок, ловкую, как…

– Мартышка! – пищит карлик Том.

Снова все хохочут, Пенни пьет до дна, протягивает бокал Джорджио:

– Еще!

– Хватит, – без улыбки отвечает фокусник. – Ты слишком пьяна.

Пенни Лейн встает из-за стола, роняет стул, подходит к Джорджио заплетающейся походкой, сует бокал ему в руки.

– Наливай! Слово именинницы!

От него все еще пахнет чужими духами. И хочется бить его кулаками в грудь, выкрикивая оскорбления. Но никто другой не знает так, как Пенни, что это бесполезно. Потому она смотрит ему в лицо, знакомое до последней крошечной черты, и резко выдыхает:

– Наливай!

– Ты слишком пьяна, – повторяет Джорджио спокойно. – Вернись на место, Ма нарежет торт.

«Ты вернись», – хочет сказать Пенни, но не может. Поднимает пустой бокал на уровень лица фокусника и разжимает пальцы. Джорджио подхватывает его у самой земли, ставит на стол.

– Алле-оп.

У него морщинки в углах глаз и ранняя седина. Очки он не носит только во время представлений, но Пенни кажется, что без них он более собран и лучше видит. Как сейчас. Ей хочется сказать ему что-то дерзкое, но его равнодушный взгляд ломает ее агрессию, как сухой стебель. Она опускает голову и плетется в свой фургончик. Точнее, их с Джорджио.

Два дня назад она вышвырнула все его вещи. «Мерзавец, кобель, лгун! – орала Пенни, размазывая по щекам грим и слезы. – Она или я, выбирай!» Джорджио поправил очки, пожал плечами, собрал выпавшие из раскрытого чемодана пожитки и ушел. Пенни выла от отчаяния всю ночь, но сказанных слов обратно не вернуть.

– Ненормальная, – сказала Ма. – Он же гордый. Теперь даже захочет – не вернется.

Пенни знает. Но исправить уже ничего не может. Она никогда не извиняется. «Я ему не изменяла! Он виноват!», – плачет в подушку хрупкая гимнастка. Подушка пахнет Джорджио. А он – чужими духами, сладкими и тяжелыми, как дурман…

Наутро ей совсем плохо от выпитого вина и ночных переживаний. Она умывается под жестяным рукомойником, долго приводит себя в порядок перед зеркалом, укладывает золотисто-пшеничные локоны в затейливую прическу. В трико и короткой юбке Пенни выходит из фургончика, вешает торбу с овсом на Хоруса, обнимает его за теплую каурую шею, гладит.

– Я не стану старше, чем ты, мой коник. Ни за что на свете, – шепчет она.

Гимнастка решительно пересекает пустой двор за балаганчиком, поворачивает в зверинец, берет с деревянной колоды связку ключей.

– Пенни! – слышит она голос Джорджио. – Погоди, Пенни!

Не давая себе передумать, Пенни Лейн бежит к самой дальней клетке, на ходу отыскивая нужный ключ, быстро отмыкает замок, переступает порог. Руки дрожат, когда она закрывает замок изнутри. Отцепляет ключ, швыряет связку с остальными наружу. Слышит за спиной шумное фырканье, закрывает глаза, чтобы не было страшно.

– Прости меня, зверик. И, пожалуйста, сделай это быстро.

Не открывая глаз, она поворачивается и с размаху втыкает в густой коричневый мех маленький нож. Медведь с ревом поднимается на задние лапы и подминает Пенни Лейн под себя.

Клетку смогли открыть, только когда Джорджио уложил зверя тремя выстрелами в голову.

Байрону Баллантайну отдают все деньги, что были у труппы. Джорджио продает все ценное, что у него есть: золотые часы, новенькие ботинки и сюртук, обручальное кольцо.

– Я сделаю так, чтобы ваша гимнастка продолжила выступать, – обещает Байрон, забирая растерзанное тело циркачки в лабораторию. – Заодно опробую на ней принципиально новые материалы.

Он заменяет ей левую руку, шею и ноги от нижней трети бедра. Сплав новых конечностей легок, после перерождения Пенни Лейн выглядит так же изящно, как живая.

– Красавица! – восхищается сенатор Баллантайн, рассматривая робко сжавшуюся в углу перерожденную. – Не прячься, позволь разглядеть тебя. Ты – мое самое совершенное творение.