Игры без чести

По дороге в офис он напряженно придумывал благовидный предлог заглянуть к Людмиле, но, так ничего и не придумав, просто зашел к ней со словами:

– Ты заметила, что зимой неформальное общение в офисе куда более налажено, чем летом, вот ведь, казалось бы…

– Зимой пьется больше чая и кофе, тем самым на кухне и в курилке больше людей, а летом все хотят сделать работу побыстрее и смыться, – сказала она, не отрываясь от компьютера.

– Ну, я просто зашел проведать… в сезонное отсутствие наших пивопитий захотелось спросить, как твои дела.

– А, нормально.

Когда Вадик, покрутив в руках фотографию в рамке с ее стола, собирался уже двигаться в сторону двери, Людмила, будто спохватившись, спросила:

– У тебя случайно нет фотографий с нашего тренинга в Пуще-Водице?

– Не помню, кажется, были где-то, но те же, что и у всех – всем давали одинаковые диски.

– Этот тренер, Слава.

Вадик тут же опустился на один из гостевых стульев, убрал фотографию, сложил по-школьному руки, чуть подавшись вперед.

– Да, я внимательно тебя слушаю.

– То есть ты его знаешь?

– Ну… более-менее знаю.

– Хорошо, – Людмила заметно расслабилась и снова отвернулась к компьютеру, – но его же на том общем тренинге не было.

– Не было. Он вообще очень хороший тренер, человеку, пережившему клиническую смерть, всегда доступно чуточку больше в области подсознательного.

– Да, он мне об этом говорил.

– Вы поддерживаете общение после закрытых семинаров?

– Да. Временами… Вадик, а что ты знаешь о нем?

– Он достаточно одинок, ни жены, ни детей, постоянного места жительства тоже нет – квартира тут, квартира там, но надолго нигде не задерживается.

– Вадик… как хорошо, что ты пришел, – она подвинулась к нему ближе, заговорщицки склонившись над столом. – Я, кажется, влюбилась!

И еще все они плакали, это было самое женское в них – елейная, спиралеобразная эфирная боль, словно пахнущая приторными духами и пудрой, не имеющий никакого практического значения клубок атласных материй, вращающийся в невесомости, и оттуда, как из подземного источника, вырывались слезы, желание бежать туда снова, делать что-то, чтобы оказаться там, в другом измерении, – вот же наркотик! – а потом начинались слезы. Чудесные, женские, когда просто хочется топнуть ножкой, и вопреки всем обстоятельствам, здравому рассудку – чтобы он был тут, рядом, чтобы быть с ним, просто потому, что так хочу. Слезы, спрятанные от всех, – какой-то соленый осадок, конденсат теплой влажной тайны. – Я сплю с мужем, а представляю его, уже сколько времени… – говорила по телефону Маша.

58