Игры без чести

— А что не так с кабинетом? — нахмурился Слава.

— Ты считаешь, это нормально, что мы с ребенком уже два месяца спим на одной кровати? Я считаю, это ненормально, Слава.

— Жить в той конуре в Броварах с курящими гоблинами куда нормальнее, — хихикнул Вадик.

Анжелика с грохотом отодвинула стул, нижняя губа дрогнула, она ясно понимала, что, если сейчас убежит, никто за ней не погонится, но еще хуже было бы разрыдаться у них на глазах.

— Странные у тебя друзья, и странно, что ты позволяешь им так оскорблять меня, — сказала она и пошла в туалет.

И там, опустив крышку на унитаз, долго и горько плакала.

Чтобы придать какое-то практическое обоснование своему иждивенческому положению в гостях у Славы, Анжелика записалась на курсы французского языка во французском культурном центре на Горького и на бесплатные занятия по искусству икебаны — раз в две недели — при японском посольстве. Самыми трудными были те вечера, когда, словно дар небесный, Славка приходил домой часов в семь и, явно не собираясь никуда отчаливать, переодевался в белые спортивные брюки, доставал из холодильника пиво и садился перед телевизором с ноутбуком на пузе. Анжелика старалась незаметно прокрасться в «кабинет» и выключить там роутер — установку с антенной, обеспечивающую беспроводной доступ в Интернет. Ей казалось, что сигнал, пробивающий стены, не может быть безвредным, особенно, когда в доме находится ребенок, но у Славы имелись свои представления на этот счет, и отключать систему он не собирался даже ночью. Анжелика спрашивала, будет ли он ужинать, и, каким бы ни был ответ, на специальном подносе с ножками приносила ему в гостиную какой-нибудь еды, часто из двух или трех блюд. Славка ел, не глядя в тарелку, подставляя время от времени накрахмаленную льняную салфетку, чтобы не заляпать клавиатуру. Потом Анжелика мыла дочку, читала ей и укладывала спать, заходила в гостиную, в дверях выключая свет, и тогда, натренированный этим сигналом, Слава с некоторой ленцой откладывал ноутбук на безопасное расстояние и сбрасывал на пол диванные подушки, чтобы можно было уместиться лежа вдвоем.

И если бы в один из этих вечеров Анжелика рассказала Славе что-то о своей жизни, пусть даже с кукольно-удивленным выражением лица, которое она старательно создавала, точно дорогую маску, и которое так забавляло Вадика, пусть и с манерно-тихими интонациями, как она училась столько лет, чтобы говорить внушительно и страшно, не повышая голоса, — но если бы Анжелика рассказала ему хоть что-то из того, что роилось по ночам, жужжало темными конфетти у нее в памяти — может быть, их совместная жизнь и впрямь сложилась бы иначе.

Например, тот же фрик. У него были серые водянистые глаза, лицо немного вытянутое, с острыми скулами и тонким носом, высокими светлыми бровями. Такие лица бывают у поэтов и композиторов с тяжелыми судьбами.

Чем он занимался, Анжелика не знала. Но у него был стандартный набор — костюмы и рубашки от «Ermenegildo Zegna» и «Canali», часы «Ulysse Nardin» и так далее. Несмотря на опрятность и пижонистость, изо рта у фрика всегда неприятно пахло. Он коряво строил фразы, хотя изъяснялся очень хорошо, как интеллигент с двумя высшими образованиями, из тех, что всю жизнь прожили в столице. Создавалось впечатление, что фрик все время нервничает и во время их общения лихорадочно думает о чем-то еще.

Самое удивительное, что у них не было настоящего секса. Эта деталь была бы очень интересна Славе, который, перечеркивая трескотню психологических статей из женских журналов, запрещающих женщине делиться с возлюбленным деталями отношений с мужчинами, которые были до него, — ощутил бы себя сопричастным к страшному и интересному прошлому. Ведь не зря сам фрик, с которым Анжелика старалась как можно меньше отождествлять себя как личность, был самым ярким и необычным воспоминанием ее жизни.

Он сажал ее куда-нибудь в гостиничных номерах, по которым они мотались из ночи в ночь, часто в каком-то сумасшедшем Кировограде или Цюрупинске (он гнал из Киева, в ночь, с бешеной скоростью). Заставлял раздвинуть ноги и просто смотрел. Смотрел буквально часами и запрещал что-либо говорить. Сам сидел или на другом стуле, или на полу, или на кровати, или на тумбочке от телевизора — полностью одетый. Еще он должен был потеть и не потел, и потом совершенно случайно Анжелика узнала — что фрик делает какие-то инъекции, в салоне, чтобы не потеть.

Она видела его голым буквально раз. Худенький, рябой от родинок, со светлой, седоватой и оттого жалостливо-рябенькой порослью на груди и ногах, хотя волосы на голове росли густо и почти без седины.

50