Игры без чести

Со Славиным курьером Вадиком они общались, встретившись в парке напротив торгово-экономического института на Киото. Вадик, сочувственно вздыхая, спросил, почему она вообще так вцепилась в этот заработок, неужели нельзя обойтись меньшей кровью. Любино лицо озарилось непонятным вдохновением, глаза блеснули, и она с гордостью, чуть смущаясь, призналась, что за квартиру большие долги, что хочется жить так, как Таня с Васей, у которых идеальная семья, а в основе всего в этом ужасном мире лежат деньги. А свойство денег таково, что они не даются в руки просто так — тут Люба горько усмехнулась, выдержав небольшую паузу. Поэтому просто нужно очень много работать, тогда будет результат, потому что, с другой стороны, любой труд вознаграждается. Вадик тоже повздыхал, соглашаясь, а потом спросил про мужа, согласен ли он с этой теорией.

Про мужа Люба могла говорить часами. Дело в том, что Павел, оказывается, невероятно талантлив, таких людей вообще не осталось, всех сгноили в сталинских лагерях, всех перестреляли, поистребляли (Вадик понял, что в ней говорит голос мужа — даже интонации слегка изменились). А те, кто остался, вынуждены копать картошку, разгружать вагоны, работать тупыми клерками, зарывая свой талант в землю. Потому что им нужно есть. И по большому счету, если взять две единицы — Любу и Павла, живущих вместе, то нет ничего прекраснее, чем возможность дать ему закончить дело всей своей жизни под прикрытием ее нежного широкого крыла.

— То есть из нас двоих больше толку получится от него, я-то умею что делать… есть я, нет — все равно после себя только детей оставлю, — сказала Люба, — но я ничего, я справлюсь — я вон какая сильная. И еще одного ребеночка рожу, и все у нас будет хорошо! Вадик быстро попрощался с ней, шел как в тумане по зимнему серому парку, в мусоре и лужах, мимо гудящей трассы, под пересекающими массив вышками ЛЭП, не чувствуя холода в покрасневших ушах. Сев в машину, он положил лицо на руль и почувствовал, что сейчас заплачет.

Славка почти заплакал во время несостоявшегося первого свидания. Он не смог придумать ничего более оригинального, чем, созвонившись, якобы узнать, как продвигается работа, попросить ее спуститься во двор за авансом. Люба очень удивилась, ведь еще никто не видел результата, верили на слово. Она спустилась — в дубленке поверх спортивного костюма, — радостно улыбаясь, стала заглядывать в окна его джипа.

— Люба, садись, — сказал Слава, кивая на переднее сиденье, — садись, нам надо поговорить.

Какая-то тень мелькнула на ее лице, но Люба покорно села и захлопнула дверь.

Он начал говорить об истории и философии, Люба почувствовала облегчение, было видно, как расслабляется ее тело: места, что соприкасаются с кожей сиденья, пальцы, теребящие изнанку потертой дубленки, лицо и шея. Важно было смотреть на нее не так, как он обычно смотрит на женщину, а вести себя как закомплексованный зануда, срывающийся на единственной дуре, поверившей в него. Потому что Люба могла, без сомнения, послать и матом и действовать с ощущением той же острой необходимости, правоты — как она бьется за копейки для обеспечения семьи. «Самое главное, — предупреждал Вадик, — что ей это на самом деле очень нравится».

Потом он тихонько вырулил со двора, направившись в сторону Броварского проспекта. Была глухая промозглая темная ночь. Он остановил машину в самом начале новой дороги, ведущей в Борисполь.

— Любушка, я знаю, ты поймешь. Я хочу показать тебе кое-что, — и вышел из машины. Она осталась сидеть, глядя на него внимательным грустным взглядом. Черные волнистые волосы редкими локонами рассыпались по плечам, по грубым выпуклым складками на дубленке.

— Давай, садись за руль.

— Слава, вы что…

— Мы же на «ты», Лю, давай быстро садись.

— Но я не умею.

— Тут нечего уметь, давай садись.

Она заулыбалась, сверкнула глазами и проворно переползла на его место. Славка обежал машину и плюхнулся рядом. Она, как все женщины, впервые оказавшиеся за рулем, закусив верхнюю губу, приподняла голову, словно пыталась рассмотреть асфальт прямо перед капотом.

— Две педали всего — газ и тормоз. Нажми, потренируйся. Да, так, поняла? Все, включаю.

Поехали довольно резво. Все-таки жизненная закалка у Любы была ого-го, она ехала светясь и, глядя на дорогу, болтала что-то про Таню с Васей, что они тоже так просто на машине катаются и что нужно просто очень сильно чего-то захотеть, и оно сбывается.