Игры Бездушных. Живая улика (СИ)

Резко подскакиваю с места и направляюсь в ванную, тщательно умываюсь, привожу свою кожу, волосы в порядок, даже наношу немного косметики на лицо. Выхожу из ванной и направляюсь к огромному резному комоду, выдвигаю все шкафчики и буквально вываливаю всё содержимое наружу, пытаюсь найти что-то более подходящее для безумного плана, внезапно пришедшего мне в голову. Но, ничего подходящего не найдя, решаю, что обойдусь одним лишь шёлковым светло-розовым халатиком, окантованным изящными чёрными кружевами. Набрасывая халат на плечи, несильно перевязываю его на поясе, окидывая себя в отражении удовлетворённым взглядом, выхожу из ванной, а затем, осторожно, выглянув наружу, покидаю свою комнату.

Сердце бешено колотится в груди, разгоняя адреналин по венам. Плевать, если всё пойдёт не по плану. Плевать, если я, возможно, получу отказ. Слишком сильна решимость моя вернуть себе Багиру, и остановить меня сейчас вряд ли что-то сможет.

Преодолеваю длинные коридоры как можно быстрее и незаметнее. Направляюсь прямо к кабинету Дмитрия, поскольку каким-то шестым чувством чувствую, что именно там его застану. Но неожиданно останавливаюсь, замерев на месте.

Виктор и ещё двое адоптов выходили из комнаты, по всей видимости, из комнаты самого Виктора. После нашего свидания в саду мы с Барсом более не пересекались. По слухам, Виктор слишком был занят новыми поручениями Ариосто. Тем лучше для него. Больше нас с Виктором ничего общего не связывало.

Замечаю в руках адоптов большие чемоданы. Такой же держит в руке и сам Барс, только вокруг одной ручки его обмотан тот самый голубой шарф, который был ловко снят с моей шеи, в тот самый день нашего свидания.

— Ты куда-то уезжаешь? — интересуюсь скорей из вежливости, чем из любопытства, невольно поправляя халат на груди.

Барс скользит по мне холодным взглядом и также холодно отвечает:

— Да, уезжаю. В Ватикан. По очень важному поручению Ариосто.

Ещё раз мажет по мне холодным взглядом и теперь уже с неким сарказмом добавляет:

— Не стоило так утруждать себя, Анна. Я не нуждаюсь в сопровождении.

— Я не… — тут же осекаюсь, на секунду заливаясь краской за свой весьма красноречивый вид, внутренне себя успокаиваю и срываюсь с места, устремляюсь дальше по коридору, бросая напоследок небрежное. — Всего хорошего, Виктор.

— Всего хорошего, Анна. Удачного вам воссоединения, — слышу в след, но я уже никак не реагирую на неоднозначные пожелания Виктора. Ускоряю шаг, заворачивая за угол. Не хотелось бы ещё и с Ариосто в таком виде столкнуться.

И вот я приближаюсь к кабинету Дмитрия, а через несколько секунд уже стою у двери, ведущую в кабинет. Задерживаюсь ещё на некоторое время, делаю глубокий вдох. Стучусь, открываю дверь и решительно ступаю внутрь кабинета. И то, что предстаёт моему взору, вводит меня во временный ступор.

Кабинет Дмитрия напоминал больше свалку, чем кабинет человека, который привык к чистоте и порядку: разбросанная по всему столу бумага, вероятней всего какие-то очень важные документы, отчёты. Часть смятых документов лежала на полу. Пустые графины и бутылки от алкоголя почти полностью заполняли стол. Стеклянные, мраморные, железные шары также заполняли стол Дмитрия, то тут, то там валялись по полу. А на большом рабочем стуле из красного дерева сидел сам Дмитрий, бесчувственно откинувшись на спинку. Непривычно-взъерошенный, в одних только спортивных тренингах, в правой руке Багира перекатывал стеклянные шары. Его опустошённый взгляд был устремлён прямо на меня, но казалось, будто Багира смотрел сквозь меня.

Я со звуком закрываю дверь за собой, таким образом давая понять бездушному, что перед ним не моё явление, не призрак, а человек из крови и плоти. На что глаза Дмитрия оживают, начинают лихорадочно скользить по моему образу. Сам же бездушный выпрямляется. Вижу как напрягаются его грудь и руки. Стеклянные шары в правой руке сильно зажимаются, до треска в ядре, кажется, сейчас возьмут и треснут, рассыплются на мелкие осколки.

И тут ко мне приходит внезапное понимание: Дмитрий не вернулся в обычный ритм жизни, как мне казалось ранее. Он в тайне от всех предавался страданиям, как и я занимался моральным самоуничтожением, и это придаёт мне ещё больше силы и уверенности в правильности моих дальнейших действий.

Сердцебиение в разы учащается, а я под влиянием адреналина срываюсь с места, устремляясь прямо к Дмитрию. И, тут же оказавшись рядом с ним, извлекаю из его руки шары, бросаю их на пол, при этом, решительно проговаривая и проникновенно всматриваясь бездушному в глаза:

— Возможно, я не могу простить многих твоих поступков в прошлом, Багира, но ещё сильнее я не могу вынести страданий, на которые ты меня обрёк, полностью освободив нас от уз.