Игры Богов. Любовь, Ненависть и Месть

–Так, давай, давай, – собирая деньги, приговаривает Триган.– На Малыша? Малыш! На тебя ставка! Дохлый? У тебя – то же! Малыш, кажется, ты в пролёте!

– Ну и хрен с ними! Мне ж больше будет!– задорно прикрикивает крепыш и ловко увёртывается от сделавшего в его сторону выпад Дохлого.

–У-у-у!– разочарованно гудит толпа, болеющая за тощего моряка.

–Так держать, – восторженно орут болельщики Малыша.

Дохлый делает ещё один выпад и крепыш, пригнувшись, проскакивает под его рукой.

– Давай, Дохлый! Не подведи! Я на тебя два ама дал! Э! Так не честно! Ты чего как баба бегаешь? Давай, надери ему зад! – слышатся недовольные и подбадривающие в толпе крики.

Дохлый разворачивается, снова делает выпад, но Малыш оббегает вокруг него и даёт сильный пинок в зад, одновременно не забывая покрасоваться на публику.

–Ха-ха-ха!– ржут довольные зрелищем моряки, – знай наших! Малыш! Мы с тобой!

–Держи, – через спину Тригана чёрная рука рулевого протягивает блестящую монету, – на Малыша.

Дохлый, понимающий, что удача явно не на его стороне, зло встряхивает головой и хочет схватить Малыша в кольцо. Но тот проскальзывает сквозь его мокрые руки вниз, на палубу и озадаченный моряк вместо соперника хватает воздух и чуть не падает вперёд, лицом на палубу. Но удерживается. А Малыш, умело проскользив потной спиной о гладко начищенные доски между его ног, оказывается сзади и, быстро вскочив, толкает Дохлого в спину, чем вызывает бурный восторг наблюдателей:

– Ну, Малой, давай, сильнее, сильнее его. Всыпь по-полной!

Дохлый падает на колени, но быстро встаёт.

А Малыш, продолжая скакать вокруг него, строя сопернику смешные рожи, а тот неуклюже вертится, стараясь поймать юркого противника, который всякий раз проскальзывает мимо.

–Малыш! Малыш! Дохлый! Улю-лю! Давай, давай! Бей его! Слева, слева заходи! Да нет, справа!

–Это что за базар?– внезапный грозный окрик Боцмана с пустым кувшином в руке прерывает крики болельщиков и он, грубо расталкивая толпу, выходит в круг и видит, как Малыш валит Дохлого на спину и быстро садится ему на живот.

–Вам что, дел больше нет?– Строгий моряк окидывает грозным взглядом тут же притихших моряков и те, переглядываясь с Триганом, нехотя расходятся по палубе.

–У! Позор! Молодчина, Малыш! Дохлый он и есть дохлый!– раздаются слабые комментарии расходящихся балтов, косящихся на прервавшего веселье начальника.

– Ну, чего рассиживаешься, как баба на члене, – обращается Боцман к застывшему на Дохлом Малышу и победитель юрко соскакивает на палубу и чешет за ухом:

– А я что? Это всё он, – кивает тот на старающегося подняться с мокрой палубы друга и подаёт ему руку.

Дохлый отбрасывает руку помощи и, кряхтя, встаёт сам.

–Нашёл с кем тягаться, – ухмыляется начальник побеждённому, – наш Малыш и без кулаков кого хочешь уделает, на вот, – протягивает он кувшин, – Капитан хочет вина.

Дохлый, обиженно косясь на победителя, берёт кувшин.

– Ну, чего медлишь?– прикрикивает на него Боцман. – Шевели маслами!

Малыш тихонько хочет пройти мимо него, но крепкая рука хватает его за плечо:

–Куда собрался? Просмоли тросы. Да шкурку новую возьми. Ну, давай, давай, стучи копытами!

И, видя, как засверкали пятки бегущего исполнять его поручение моряка, удовлетворённо насвистывая весёлую мелодию и закинув руки за спину, зашагал к рулевому, однако остановился около делящего выигрыш Тригана и процедил сквозь зубы:

– Мою долю не забудь, – и, не останавливаясь, важно прошёл мимо.

Незадолго до набата Теймур зашёл в шатёр жены, надеясь с ней провести эту ночь. Несмотря на всё больше и больше наполняющий его душу мрак, отблески света все же иногда пробивались, на мгновение гася поглощающую его черноту. И такими моментами были его встречи с Ханой. Искры былой детской любви не смогли навсегда погаснуть в его всё больше твердеющей душе.

«У настоящего правителя не может быть слабостей, – учил его Шаман.– Что бы править миром, нужно в первую очередь контролировать свои эмоции. Эмоции – наша слабость. А любовь – это эмоции. Когда-нибудь она погубит тебя и все твои завоевания. Научись контролировать её и ты будешь непобедим».

А она оставалась последней слабостью в сердце жестокого правителя.

Но был ли он жесток?

И где та грань, которая разделяет справедливое наказание от жестокости?

Ханна. Ханночка…

Зачем ему всё золото мира, если он не может добиться её любви? А, может, и правда, ну её, эту войну? Чем плоха его теперешняя жизнь? А славу на долгие века он уже снискал себе и здесь, объединив многочисленные кланы. Продвинувшись далеко на юго-запад, со своей армией он ещё думал, насколько прав был учитель, дразня его мировым господством.

Зачем оно, если любимая женщина с укоризной смотрит на него всякий раз, когда он говорит о предстоящих завоеваниях?

Действительно, зачем?

А, может…

Вернуться в восточные степи?

А как же его обещания последовавшим за ним воинам? О богатстве и рабах? Не может же он обмануть их.

И Курдулай….

Верный друг начинает тоже сомневаться в непоколебимости своего каюма. Вот и теперь, говоря о необходимости отложить поход, он заметил недовольство, промелькнувшее в его взгляде.