— От болезни, я полагаю. Видите ли какое дело… За всё время нашего с ней знакомства, эта девушка ни разу не позволила мне к ней прикоснуться. О причинах она распространяться не стала, но, думаю, что дело в некоей болезни, которой она заражает всякого, кто делает с ней… это самое. Или даже кто просто прикасается к её открытой коже.
А что? Тут была почти что правда. Амалия не рассказывала о себе ничего. Может быть, у неё и правда есть какая-то болезнь — тут не проверишь. Это даже была не совсем ложь, а полуправда и недосказанность, которую я интерпретировал так, как посчитал нужным. И сам поверил в это, что было немаловажно.
И вряд ли сам дознаватель прикладывал бы к ней руки — для этого были другие люди, может быть даже специально для этого обученные.
— И каковы же симптомы этой болезни? — спросил дознаватель, прищурившись.
— А я-то откуда знаю? Мне мои причиндалы ещё дороги, я их держал при себе. Вот и хотел уточнить, всё ли в порядке с вашими стражниками, или пора вызывать духовников.
Вот и думай теперь, как будешь выкручиваться.
Учитывая, что перед тем, как начать попытки повлиять на воду в кружке, я мысленно связался с Амалией и вызнал, что с ней ничего такого не делали — тоже провели к дознавателю, но не смогли вытянуть ни единого звука, не то, что слова! Последний, кстати, так и не узнал, что мы можем общаться мысленно, иначе строил бы свои комбинации по-другому.
Мужчина некоторое время пребывал в раздумьях, потом приказал одному из стражников, стоявших возле входной двери, позвать некоего Гедира. Вскоре в кабинет бодро вошёл здоровенный детина под метр девяносто ростом, широкоплечий, с тяжёлой крупной челюстью и надменным взглядом мутноватых голубых глаз.
— Скажи мне, Гедир, ты проводил вчера допрос подозреваемой? — спросил у вошедшего дознаватель. Тот расплылся в сальной ухмылке.
— А то как же! Хорошо её допросил! С пристрастием!
— Чувствуешь ли ты какие-то изменения в своём обычном состоянии?
Вопрос вызвал у стражника удивление.
— Да, нет. Всё как обычно…
— Просто, симптомы ещё не проявились, — вставил я своё слово. — Надо подождать дня два или три, тогда уж точно будет известно, насколько серьёзно заразился этот… субъект.
— Заразился? — стражник нахмурился и стал переводить взгляд с меня на следака и обратно.
— Ну, да. Та девушка, с которой меня задержали, разносчик одной редкой болезни. Так, она безобидна, но от контакта с кожей происходит заражение. Через какое-то время симптомы начнут проявляться, но вот, какие именно, мне неизвестно. Першение в горле, может быть, начнётся кашель или прострелы в суставах… Да что угодно может быть! У каждого оно может проявляться по-разному.
Стражник побледнел, стал машинально водить рукой в латной перчатке по кирасе, потом кашлянул пару раз, и в его глазах появилась паника.
— И чем это мне грозит?!
В чувствах он даже схватил меня за плечи и стал трясти, повторяя одно и то же.
— Стражник Гедир! — рявкнул дознаватель, встав с кресла и нависнув над столом. — Прекратить неподобающее поведение!
Окрик подействовал, во всяком случае, этот Гедир перестал меня трясти.
— Если только кашель, то ты ещё успеешь вылечиться. Если же пойдёт онемение или добавится ещё какой-нибудь симптом… То всё, брат — считай, пора заказывать заупокойную.
— Как вылечиться?! Как?!
— Я бы тебе посоветовал принять горячую ванну и натереть всё снаружи и внутри себя перцем. Только перец бери поядрёнее. И во все полости его, ну, кроме глаз, естественно. Тогда зараза отступит. Тебе ещё повезло, у тебя лёгкая форма, так что шансы спастись есть.
Не дожидаясь разрешения, стражник припустил так, что оставил дверь открытой настежь.
— Не забудь и под язык насыпать! — крикнул я ему вдогонку.
«Может, это отучит тебя лгать», — добавил я мысленно.
А реакция его объяснима — он наверняка хватал Амалию за разные места, не исключено, что и до открытой кожи касался.
Дознаватель рухнул в кресло, и я развернулся к нему.
— Так, что Вы хотели мне сказать-то? — спросил я.
— Я-а… А… Дай подумать…, - он приложил пальцы ко лбу и прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями.
— Кстати, а мне возместят завтрак, который я не ел? Или заменят более удобоваримым обедом? — спросил я. Нельзя было дать ему сосредоточиться. Иначе сообразит, что, в целом, вся эта сцена не отменяет того факта, что к Амалии, якобы, было применено насилие, и что она меня сдала. Только до этой мысли надо ещё дойти.
— Что? — дознаватель силился что-то осознать, но я не давал ему такой возможности своей болтовнёй.
— Я говорю, мне дадут сегодня нормальный обед, а не непонятные серые помои? И когда, чёрт возьми, мне дадут нормальный тюфяк?! А крысы? Вы знаете, какие огромные тут бродят крысы? Да одна такая может руку откусить по локоть!
Дознаватель совсем перестал что-либо соображать, а я всё трещал и трещал. Нёс всякую околесицу, не давая ему собраться с мыслями.
— Уведите его прочь! — не выдержал наконец он.
— Я протестую! Это произвол! Наглый и беспринципный! Я требую человеческих условий содержания!