Игры двойников

Гладенцы бросились в кислотные волны, вода закипела от налетевших миксинидов. Стая фламбойянов закружилась вокруг станции, огромный фламбойян помчался на меня, пытаясь оттеснить от стены и сбросить с площадки. Патрик подхватил меня под мышки и потащил в шлюз, отец выскочил навстречу.

– Ранен, сопляк! Быстро в кресло, я регенератор поставлю! – заворчал отец, захлопывая за нами двери. Вдвоем они подняли меня на ноги и повели в пультовую. Перед глазами плыла золотистая дымка, ноги не держали – если бы на мне был настоящий «Берсерк», все было бы куда легче!

Ну вот и пультовая! Патрик усадил меня в кресло и сел рядом, в голове немного прояснилось, а отец тут же исчез. Все казалось лишенным смысла. Кто я теперь после этого? Никто, даже не Гудок! Глупое прозвище теперь казалось мне трогательным, ведь это Славка звала меня так. Спасти станцию, поднять ее, стать человеком? Но зачем мне это теперь, когда нет Славки? Зачем мне все это – бои, рейдеры, внушение и его хозяева? Но если я не узнаю, кто они, так что же – я должен сдаться? Отдать или взорвать станцию в угоду неизвестно кому? Нет, этого не будет! Сигнал о помощи я уже дал, Гонты нет, помощи ждать еще рано, значит, надо перевязать рану и работать дальше. Давай-давай, Сизиф, давай!

41

Работать дальше мне не дал отец, снова появившись в пультовой, с полностью заполненным жилетом для регенерации и коробкой синтезированной крови в руках. Что он делает?

– Капитан Хальс, нельзя же жидкость в пультовую, ну вообще! – запротестовал Патрик.

– Тихо ты, сопля зеленая, – зарычал отец. – Помогай! Не хватало еще, чтобы этот горшок с ушами загнулся!

У меня не было сил приводить отца к порядку, а он уже решительно дернул застежку моего поддельного «Берсерка», разорвав ткань на груди.

– Это что на тебе напялено? Это не «Берсерк», а гарь эжекторная!

Я не мог, да и не хотел ничего объяснять. Отец всегда помогал мне, как мог, и если честно – если бы ради меня он не ушел в отставку много лет назад, я бы и теперь еще молился в монастыре космологистов. Как бы там ни было, он, как и я, делал все, что мог и считал нужным. Не обращая внимания на мое свечение и мерцание, отец решительно сорвал с меня верх подделки вместе с поддельным двигателем и бросил грязный сверток под пульт. Потом он натянул на меня жилет, решительно воткнул мне под кожу одну за другой десяток игл от шлангов с регенератором, присоединил коробку с кровезаменителем и защелкнул застежки.

– Верх от моего экзоскелета никто не трогайте! Его надо изучать! – пробормотал я, борясь с головокружением.

Кевиан, будто ждал этого, придвинулся к отцовскому креслу, и с любопытством задергал рожками, будто уже начиная изучение. Что он там почувствовал? Или ему тоже мешает экранирование, из-за которого Подгорецкому не удалось узнать о том, что я носил на спине?

– Сказано, не трогать! Брысь, жаба небритая! – рыкнул отец на долонана. Я ждал драки, но родовитый чикальтинан только сердито хлопнул рожками-ушами, наставив их в упор на отца, что было жестом глубоко оскорбительным. Патрик, оценив ситуацию, нырнул под пульт, вытащил подделку вместе, засунул поглубже под свое кресло и уселся на него. Подергивая рожками, Кевиан устроился рядом, но изучал таинственный экзоскелет на расстоянии. От регенератора и усталости меня стало клонить ко сну, и я закрыл глаза, но поспать мне так и не удалось. Энергостанцию тряхнуло, как при землетрясении, над пультом взлетели сразу три зелено-розовых миража, а Патрик заорал на всю пультовую.

– Смотрите, «Витязь» прокурорский садится! Ну, вообще!

Я быстро увеличил миражи. Надо было снова браться за работу. Высоко в бирюзовом небе над платформой кружился вихрь фламбойянов и окулумов, а в центре вихря, разгоняя гладенцов ударами тормозных двигателей, спускался небольшой катер с крупной белой надписью «Военная прокуратура». Без церемоний придавив пару гладенцов, он сел на платформу, и четыре бойца в «Легионерах», прыгая по спинам чудовищ, побежали к рейдерскому катеру и исчезли внутри него. Дверь они открыли легко, будто она и не была заперта, а рейдерский катер при этом по-прежнему молчал – видимо, в нем действительно никого не осталось. Помехи от глушения прекратились, над пультом замигал мираж связи, и появилось лицо следователя Калюшенко.

– Энергостанция «Х-10»! Отвечайте! Командир Хальс!

Мерцая золотистым светом, я включил связь с изображением. Если Калюшенко это увидит, пусть будет лишний свидетель, что я восстановил связь, организовал защиту станции и даже дождался помощи. Пусть считают меня человеком или гладенцом, но я сделал все, что мог. Но почему они так скоро? Прошло не больше часа с тех пор, как я дал сигнал бедствия!