Игры Фортуны

— Ну что ты, Мориц!

— Почему бы и нет? У вас в России все следят за всеми…  И как только вам не надоедает это занятие?

— А разве у вас в Саксонии не так?

— Саксония слишком мала, от такого количества шпиков она пошла бы на дно как перегруженная лодка…

— Послушай, Мориц, — не выдержала Анна, — Ты думаешь, я сама тасую колоду? Нет, дорогой, это Фортуна…  Она играет всеми нами! Как она решит, так и будет.

— Я думал, христианке подобает говорить: Провидение Божье..

— Хорошо, милый. Провидение Божье…

— И ты не хочешь помочь ему и себе?

— Но как это сделать, милый?

— Очень просто, мон амур. Прежде всего, не оправляй меня в Дрезден. Я и здесь превосходно продам бриллианты Бирона, поверь мне. Да, себя я при этом не обижу, не хочу скрывать…  Но назови любую сумму, которую ты хочешь за них выручить — и я обеспечу ее тебе при продаже!

— Нет, Мориц, — настаивала на своем правительница, — это нужно сделать в тайне. Ты уедешь в Дрезден, милый. Ради меня…

Линар резко прихлопнул ладонью колоду карт.

— Запомни, мон амур, — сказал он, — как только я уеду, здесь произойдет революция…  В пользу Елизаветы.

— Ты не можешь этого знать наверняка…

— Увы, мон амур, могу. Я — хороший игрок и давно в игре. А ты еще только начинаешь. И рискуешь так и не научиться играть хорошо.

Анна сердито смахнула карты на пол.

— Что ж, — решительно сказала она. — Значит, не судьба!

— Анна, друг мой, можно к тебе? — внезапно раздался из-за двери голос Юлианы Менгден. Он был тверд, но в нем читалась некая чувственная нотка.

Анна встрепенулась, не скрывая радости: «Юленька! Она не являлась несколько дней…  Пришла! Сама! Значит — простила?»

Госпожа Менгден не стала ждать ответа и решительно распахнула дверь. Она была несколько бледна и исполнена решимости.

— Анна, мне надобно остаться с тобою наедине, — едва сдерживаю бурю чувств, сказала Юлиана. — Граф Линар, как благородный человек…  Оставьте нас!

— А вот и моя нареченная невеста…  Она всегда входит к тебе без стука, — с издевкой сказал Линар. — Что ж, я не могу отказать ей в столь интимной просьбе. Оставляю вас наедине, дамы…

Он церемониально раскланялся, почти метя пол тщательно завитыми кудрями парика, и вышел, придерживая шпагу.

Анна Леопольдовна грустно посмотрела ему вслед.

Горькие и странные мысли пришли ей на ум: «А, может быть, милый Мориц, я отсылаю тебя, чтобы уберечь? Чтобы ты не разделил мою страшную участь? Со мной останется Юлиана. С ней, если суждено, я приму муки и смерть. Если так решит Господь…»..

Вместо послесловия