Игры Фортуны

— Аннушка, дружочек мой, зачем ты это придумала? — твердила она сквозь слезы, очень слабая, очень жалкая, настоящая влюбленная женщина, оскорбленная в лучших чувствах…  своей возлюбленной.

— Юлиана, немедленно прекрати! — прикрикнула на нее Анна, досадливо отстраняясь. — Хватит с меня, что ты едва не испортила всю церемонию!

Они поменялись ролями, подумалось правительнице во внезапном озарении. Сильная, ведущая игру — теперь она, а Юлиана — слабая, умоляющая. Мысль была как приятная, так и рождающая чувство стыда.

— Мне нужно было успокоить двор и подданных, — уже мягче произнесла Анна. — Доказать, что меня связывают с графом Линаром лишь учтивость и дружба…

— Нечего сказать, доказала! — закричала Юлия, сорвала с головы вуаль и отправила ее туда же, под ноги подруге. — Все смеялись, смеялись!!! Эта рыжая Лизка…  Этот Людвиг…  Ты думаешь, кто-то поверит, что Линар — не твой любовник?! Все и так говорят, что мы с ним — новые Бирон и Биронша! Но Бенигна Бирон никогда не любила покойную государыню так, как люблю тебя я!! А ты предала, предала мою любовь…

— Юленька, я ведь тоже люблю тебя, — Анна сменила тон и даже погладила плачущую Юлиану по голове. — Ты сделала эта ради меня, и ради меня я хочу попросить Тебя еще об одной услуге…  Обручение — еще не венчание, а вам с Морицем непременно надобно обвенчаться!

— Обвенчаться?! — Юлиана резко отпрянула назад, не удержала равновесия и плюхнулась упругим задом на паркет — позиция не совсем политичная для девицы, но лучше некуда изображавшая крайнюю степень ее изумления и негодования. Щеки ее были еще залиты слезами, носик покраснел и распух, но глаза вдруг стали сухи, словно их осушил внутренний пламень. Он сверкнул в этих гордых карих глазах.

— Ну уж нет! — Юлиана порывисто вскочила. — Знаешь Анна… Всему бывает предел. Я довольно давала тебе использовать меня, играть со мной. Дура…  Глупая, наивная девчонка…

— Да как ты смеешь?! — воскликнула правительница, отнеся эти слова на свой счет.

— Это я не о тебе. Ты как раз умная и расчетливая. Я о себе…  Я не рыцарь. Я — влюбленная несчастная дурочка, никто более!

— Ты мой самый верный дружок…

— Лицемения не надобно, Анна. Оставайся плести свои нити, подобно Арахне[60]…  Я ухожу. Плакать о потерянной любви, как настоящая девчонка!

И Юлиана решительно вышла из покоев правительницы. В анфиладе дворцовых залов, через которые она летела своим размашистым стремительным шагом, придворные перешептывались и усмехались ей вслед. Она искусала губы в кровь, но сдержала слезы.

Жених, граф Линар, был мертвецки пьян в тот вечер и укатил из дворца в карете какой-то молодой дамы, имени которой наутро не смог вспомнить. Антон-Ульрих, незадачливый супруг, опять стал всеобщим посмешищем. И только правительница была неоправданно весела — или хотела казаться таковой.

Людвиг-Эрнст сделал в своем дневнике еще одну нелицеприятную запись дипломатической цифирью. Он заметил, что «лучше быть в Вольфенбюттеле паяцем, чем принцем-консортом при русском дворе», как Антон-Ульрих. Положение брата казалось ему смехотворным. Впрочем, менее смехотворным, чем обручение между Линаром с Юлианой.

И лишь младенец-император Иоанн Антонович, мирно посапывал в своей колыбельке и сладко причмокивал во сне своей соской. Вскоре у него появится сестренка, принцесса Екатерина. Придворные медикусы не скрывали — правительница снова беременна! «Моя дочь — или не моя?», — гадал Линар.

Революция была на пороге: все ожидали ее, но лишь немногие осмеливались говорить о ней вслух. Анна Леопольдовна, милостивая правительница, не испытывала никакого желания вздергивать непокорных на дыбе, но и ее терпению мог прийти предел. Людвиг-Эрнст отмечал, что Анне понравилось править: все эти обручения, браки, награды и отставки…  После отстранения Миниха правительница почувствовала вкус власти: она надкусила яблоко греха, и это яблоко не показалось регентине кислым. Анна все меньше прислушивалась к чужим советам и все чаще упрямилась.

«Воли в ней больше, чем державного ума», — думал о ней принц Людвиг. «Анна все более становится похожа на тетку», — с огорчением замечал Линар. «Аннушка, дружочек мой, что с тобой случилось?», — сетовала в своем добровольном затворничестве Юлиана и обильно лила слезы — от этого меньше болело сердце, и все равно никто не видел. Мнения Антона-Ульриха, как повелось, никто не спрашивал. Он утешался исполнением воинского долга и все больше отстранялся от жизни двора, от жены и сына…  А Елизавета готовилась к дворцовому перевороту. Революция должна была произойти после того, как Мориц Линар, единственная существенная сила на стороне «Леопольдовны», отбудет в Дрезден продавать наворованные у Бирона бриллианты.

Глава 4 Карта бита

— Анна, ты думаешь, что научилась тасовать колоду? — спросил Мориц Линар, раскладывая карты на ломберном столике правительницы. — Увы, мон амур, ты раскладываешь карты, полагаясь лишь на свои капризы и желания, а между тем…

— Что между тем? — спросила Анна почти игриво, нежно перехватив его руку.