— Господа совет, — сказал он офицерам, — Согласно моей диспозиции мы достигнем Очакова за несколько дней. Выступаем нынче же боевым порядком. Генерал Румянцев, ваша дивизия пойдет правым флангом, принц Гессен-Гомбург, ваша дивизия — левым. Генерал Леонтьев, вы со своей дивизией оставайтесь на месте, пока не соберется обоз, возьмите его под крепкую защиту и ведите по нашим следам. С нами нынче пойдут артиллерийский парк на «вель-блудах», легкоконные вагоны с боевым запасом и припасом провианта на неделю, воды — на три дня, и ничего более. Устроим Очакову сюрприз, господа! Османы крепки сидеть в осаде, я же намерен штурмовать их с ходу. Бог с нами, господа, а значит — кто против нас? Ступайте к своим войскам. Барабаны, бить поход! Эй, рейт-кнехт[35]
, седлать мне коня парадным чепраком!— Братцы-молодцы, хочу с вами Очаков-город на штык брать! — сказал он солдатам. — Поспешай живее, да летай на стены орлами! В городе полно добра всякого и бабы сладкие, дарю его вам на три часа!
— Виват!! — орали войска, и эхо этого торжества летело далеко по степи…
Дикая степь ответила им — она не любила захватчиков. Она запылала навстречу российским войскам, словно набегая на их батальный фронт миллионами огненных всадников. Уходя, татарская орда пустила против Миниха страшного бестелесного врага — огонь! Великие и мелкие степные твари, копытные, хищные, норные, в ужасе бежали перед гибельной стихией и доверчиво укрывались за фронтом русских полков, видя в людях своих защитников.
Солдаты передовых полков, матерясь, отложили фузеи и принялись ратоборствовать с огненным супостатом необычным оружием — метлами из пучков прутьев, которыми они забивали пламя. Оказывается, был предусмотрен и такой оборот, и для него было припасено оружие. Битва с огнем продолжалась весь день и всю ночь, и он отступил вслед за породившей его ордой.
На следующий день армия вновь выступила вперед, двигаясь в двух гигантских каре, и тогда стало ясно, что сам огонь был не так страшен, как черная выжженная пустыня, которую он оставил за собой. Растоптанная тысячами ног гарь встала густым удушливым черным облаком. Она забивалась в рот и в ноздри, перехватывала горло смертельным обручем, выедала глаза. Она с ног до головы покрывала людей и лошадей, они защищались от нее, заматывая лица и храпы коней мокрыми тряпками, оборачивая ноги и лошадиные копыта мешковиной. Полки стали похожи на легионы демонов, восставших из ада.
Первую ночевку армия провела стоя, никто не решался лечь в степное палево, еще таившее недогоревшие угли. Солдаты пытались дремать, сплотив ряды и привалившись друг к другу, опираясь на фузеи. Офицеры устроились спать на возах. Генерал-фельдмаршал Миних, желая одушевить войска, демонстративно разгреб ботфортами гарь, подстелил чепрак, положил в головах седло, лег… И встал, велев слугам прибрать конскую снасть, пока не прогорела. Слов утешения не нашлось даже у него. Антон-Ульрих, его пажи и слуги всю ночь проторчали стоя, удерживая за повод лошадей, и так и не сомкнули глаз — только денщик Васька без зазрения совести дрых где-то на повозке.
Утром стали беситься и вырываться кони. Казаки удерживали их, немилосердно лупцуя ногайками. А вот драгунам, неискусным в верховой езде, пришлось совсем худо — они так и летели кувырком из седел, а их клячи, обретя предсмертную резвость, уносились вскачь, развив хвосты и гривы, навстречу собственной гибели в спаленной степи. Те, которых удавалось удержать, падали, судорожно вытянув тощие ноги, хрипели в кровавой пене на губах и околевали. Застучали пистолетные выстрелы — солдаты из жалости добивали своих одров. «Драгуны наполовину пеши!» — доложили Миниху к исходу дня. «То ли еще будет», — обреченно махнул рукой в огромной краге генерал-фельдмаршал и велел продолжать движение.
На третий день, после очередной бессонной ночевки стоя, вместе с лошадьми стали падать люди; подбирать их не было сил и времени. Их так и бросали в гиблой черной степи — не на поклев воронью, потому что даже птицы разлетелись от огромного пепелища.
Зато третью ночь все спали мертвым сном вповалку, прямо среди сгоревших трав. Если бы татары были настолько безумны, чтобы сунуться в горелую степь, они легко вырезали бы всю армию Миниха, не встретив ни разъездов, ни даже часовых. Но татары были умными степными хищниками и потому полагали, что «урус-гяуров» огонь и гарь добьют без них. О, как они заблуждались!
Наутро русская армия встала, злобно пожевала черных сухарей, запила черной водой со дна бочек, восстановила два огромных неровных каре и поплелась дальше через паленую степь — вперед, к Очакову. У оставшихся коней уже не было сил бунтовать, они обреченно тащились в поводу за всадниками, все теперь крашеные в общую масть — черную. Черны были и вель-блуды, единственные сносно переносившие эти условия — они неутомимо шагали вперед со своей артиллерийской поклажей.