Игры мажоров. "Сотый" лицей

Никита с серьезным видом слушает директрису или делает вид, что слушает. Сбоку к нему прилипла девушка — похоже, они вместе. Меня он не видит, я прячусь за головами и смотрю на него. Крепко сцепляю пальцы, облизываю пересохшую губу.

Отсюда вообще всех хорошо видно. Всю мою новую «семью».

— Ага! Точно, она самая. Семейка, — шепчет из-за плеча Алька. — Симпсоны, блин...

— А если их игнорить? — шепчу ей, не оборачиваясь. — Не вестись на провокации. Ты пробовала?

— Конечно, пробовала, — хмыкает Алина. — Рили, это бесполезно. Если элитные захотят, найдут любой повод придолбаться. Но это все фигня, главное, не попасть в Игру.

— В игру? — переспрашиваю с интересом. — Какую еще игру?

— Да никакую, забей, — спохватившись, машет рукой. В голосе беспокойство.

— Уже забила, — киваю.

С семьей и правда перебор. Я как раз насмотрелась перед линейкой и уже успела проникнуться. Достойных и одаренных детей в лицей привезли водители с охраной. От машин они шли как боги.

В этом семействе наследных принцев и принцесс я тяну максимум на незаконнорожденную дочь конюха и поломойки. Как и остальные ауты*.

Ауты — это мы с Алькой. Так «элитные» называют тех, кто учится по льготе. Могли бы сразу назвать дном, но, видимо, не позволяют остатки совести.

Мама Альки работает в бухгалтерии, для детей сотрудников в лицее действует льгота. Полная стоимость обучения зашкаливает, поэтому моя мама тоже вцепилась в эту льготу.

— Вон там, видишь, двое с краю стоят? Это Макс Каменский и Севка Голик, тоже ауты, — сбивчиво шепчет в самое ухо Алька.

Всего нас, аутов, в «11-Б» классе четверо. Я, Алька, Макс и Сева. Макс спортсмен, Севка задрот**. Макс — чемпион среди юниоров по вольной борьбе, его взяли по государственной квоте. Севка — сын профессора, друга владельцев лицея. Все это я узнаю от Алины.

С ней меня познакомила мама, и на линейке мы остались стоять возле трибуны. Алька, как и я, не спешит встречаться с одноклассниками, хоть учится с ними с восьмого класса.

— Сто раз говорила матери, переведи меня в обычную школу, — снова шепчет Алина на ухо, — а она мне: «Ты не понимаешь! Тут такоо-ой уровень!»

То же самое я слышала от мамы, когда она начинала уговаривать меня на «сотку». И каждый раз это заканчивалось ссорой. Пока один разговор все не изменил.

— Ты неправа, Мышка, они такие же дети как все. Как все люди. Есть хорошие, есть плохие, — попыталась доказать мама. — Независимо от толщины кошелька их родителей.

— Да? Серьезно? — я не могла успокоиться. — Ты забыла, что такие вот люди с тобой сделали?

— Нет, не забыла, — мама побледнела, и мне стало стыдно. — Только дело не в том, что они были из влиятельных семей, Машунь. Они сами по себе оказались мерзавцами. И я тоже во многом виновата.

— Ты? Что ты такое говоришь, мама!

— Да, виновата, — упрямо повторила она, — мне не следовало соглашаться на продолжение вечеринки, как Катя меня ни уговаривала. Даже твой папа сказал, что дело развалят в суде, если я признаюсь, что пошла с ними добровольно. Меня могли обвинить, что я их сама спровоцировала.

— Так почему же пошла?

— Я… — она запнулась, — я была влюблена. Просто до звездочек в глазах.

— В кого, мам? — теперь уже я побледнела и запнулась, потому что знала ответ. — В одного из них? В моего возможного…

И замолчала. Не могу назвать отцом никого из тех троих, не поворачивается язык.

Мама беспомощно кивнула и закрыла руками лицо.

— Меня тогда многие поддержали. И из, как ты их называешь, мажоров тоже. Если бы я не уступила, не поддалась на уговоры родителей и не забрала заявление, все могло сложиться по-другому.

— Ты жалеешь? — подняла я голову. — Жалеешь, что уехала и вышла замуж за папу? Разве тебе было с ним плохо?

— Не поэтому, — покачала она головой, — а потому что без нас он был бы счастливее.

Мы помирились, я согласилась поступить в одиннадцатый класс и закончить лицей, в который ее пригласили преподавать английский язык. И где учатся дети всей столичной элиты от депутатов и чиновников до звезд шоу-бизнеса.

Самый престижный. Элитный. «Сотый».

Но я сделаю все, чтобы не дать повода ни одному высокомерному ублюдку. И к встрече с новым классом сегодня полностью готова.

На мне очки с толстыми стеклами, я специально перестала носить контактные линзы. Обожаю свой диагноз — миопия высокой степени надежно прячет меня за очками.

Волосы затянуты в хвост, одежду даже парадную я ношу только оверсайз, и она висит на мне мешком. Самое то для элитного лицея.

Мама сначала ругалась, потом плакала. Ей очень хотелось, чтобы я пришла в лицей красивой и нарядной.

— Машка, на кого ты похожа? Мы же купили и платье, и юбку, зачем ты надела эти уродливые штаны? Ты же девочка, а не андрогин!

— Зато никто не посмеет сказать, что я в таком виде могу кого-то спровоцировать, мам.

— Маш… Это крайность, разве можно так буквально все воспринимать? — растерянно прошептала она.

Но я отмолчалась, и маме пришлось уступить.

— В нашем лицее работают прекрасные высококвалифицированные учителя… — голос директрисы звучит торжественно-победно.