Игры мажоров. "Сотый" лицей

— А мне на фиг не нужны твои объяснения, — мерит он меня недовольным взглядом. — Ты главное Маше объясни.

— Это она вас попросила? — смотрю исподлобья.

— Да, она. И не советую тебе говорить, что это не мое дело.

— Ваше, конечно, — соглашаюсь, — наверное. Только ваши дела, как и вы, мне глубоко побоку. Насчет Маши... Ей Дарья сразу сказала, кто я и кто мой отец, я помню, она чуть сознание не потеряла, когда я назвал свою фамилию. Маша все знала. И тоже меня обманула.

— А что она должна была тебе рассказать, интересно? Что твой отец подонок, ее мать жертва, а ты ее горячо любимый потерянный брат? Как ты себе это представляешь? Ты вообще в курсе, почему они из того городка уехали, где Машка родилась и выросла? Их там травить начали после того, как Заречного пьяные утырки ножом пырнули. Бабка Заречная, соседи — все начали разгонять старую шнягу про то, что Дарья дочку нагуляла. Как будто за окном не двадцать первый век, а средневековье. Вот они и сбежали сюда, в столицу, а тут ты вместе с Топольским.

Такая выкладка звучит настолько кринжово, что я начинаю сомневаться. Но все равно упираюсь.

— Она должна была сказать хотя бы мне. Я имел право знать.

— Да ладно, ну узнал ты сейчас, и что? — насмешливо переспрашивает Шведов. — Что изменилось? Теперь ты никогда не станешь прежним? Ты у нас такая нежная фиалка?

Очень хочется его послать, но я сдерживаюсь, а вот он не отстает.

— Ты так злишься на Дарью потому, что отец ей предложения сделал? — вдруг спрашивает он. Психолог нашелся... Делаю равнодушное лицо.

— Мне все равно.

— Так я тебе и поверил. Только напрасно ты так. Я Андрея понимаю, сам Дашке предложение сделал, — наверное, у меня глаза как фары, потому что он поясняет: — В первую очередь ради дочери, конечно, но ты знаешь, если бы она согласилась...

Во мне тлеет и разгорается надежда.

— Так, может, она лучше за вас?..

И тут же испаряется.

— Нет, Никита, у них с твоим отцом правда любовь. Кто я такой, чтобы ей мешать?

— Она же лезет в нашу семью, — вырывается у меня непроизвольно, — и ее нигде не щемит, что она мешает.

— Семью? — неподдельно изумляется Шведов. — У Андрея с Катькой разве была семья? Постой, так он не сказал тебе, что это она всех подставила, чтобы Андрея на себе женить?

И глядя на мое напряженное лицо медленно кивает.

— Похоже, не сказал. Что ж, могу я тебя просветить, если не возражаешь. Твоя тетушка та еще сучка, хоть с нас с Илюхой это никакой ответственности не снимает. И с отца твоего, кстати, тоже. Садись в машину, — кивает он, — холодно. Как там у вас говорят, го?

Не отвечаю. Мне не холодно, наоборот. Так горячо внутри, будто кипятком облили. Но внешний холод не спасает, внутренний жар продолжает сжигать, поэтому я молча двигаю за Шведовым.

Глава 32

Никита

Стою у крыльца, не могу заставить себя войти в дом. После разговора со Шведовым мир в который раз взорвался к чертям и разлетелся на атомы. Больше ничего не осталось, одна ненависть.

Она переполняет, разрывает. Разъедает. Расползается темным пятном.

Внутри меня уже настоящая трясина. Грязное болото с ядовитыми испарениями. Которое не отпускает, затягивает все глубже и глубже. Отравляет, проникая в мозг и сердце вместе с кровью.

На душе тоже темно и грязно.

Мерзко, муторно. Кринжово.

Смотрю на окна — везде темно, свет горит только в одной комнате. У тети.

В этом доме я вырос. Семнадцать лет у меня была семья, были родители, и я любил их, пусть между ними и не было особого тепла. Но все рухнуло в один момент. В страшном сне я не мог себе представить, насколько все здесь пропитано ложью.

Я сам результат нагромождения этой чудовищной лжи.

Закрываю глаза и вдыхаю морозный воздух. Мне кажется, даже он пропитался моей ненавистью. Пытаюсь понять, что в моей жизни было настоящим. И было ли оно, это настоящее?

Мать не мать, а тетка. И если верить Шведову — настоящее исчадие ада.

Отец — лживый лицемер.

Любимая девушка — двуличная обманщица.

Дед и бабка с обеих сторон тоже лгали и притворялись.

Друзья разве что, но друзья не семья. Единственный член моей семьи, который меня не обманывал, это мама. И она меня бросила.

Медленно поднимаюсь по ступенькам. После разговора со Шведовым испытываю дикое желание помыться. Встать под душ и смыть с себя всю грязь, которая плотным слоем облепила душу. Но пересиливаю себя и сворачиваю в коридор, ведущий к комнате тетки.

Хочу задать ей вопрос и получить ответ. Желательно правдивый.

Сам не знаю, что ожидаю услышать, но я должен выяснить. Понять для себя, где то дно, на которое опустились мои родители. Мой высокоморальный отец и та, что пыталась заменить мне мать.

Шведов говорил сухо, лаконично и по существу. А меня интересуют мотивы. Причины. Ну чем-то же они все должны были руководствоваться?

Вопрос, говорит ли Шведов правду. И это тоже может прояснить только тетка.

Дверь в ее комнату открыта. Не вхожу, останавливаюсь на пороге, прислонившись плечом к косяку.