Ни у родителей в детстве, ни у жены он никогда не воровал денег, которые имел какое-то право считать своими. А эти были чужие. Украл в самом прямом смысле. И с удивлением отметил, что угрызения совести не спешат с жестокими терзаниями. Зато оправдания прилетели по самому первому зову. Он не сомневался, что Игорь продал приборы намного дороже, да и процент за посредничество мог бы взять пониже. Как ни крути, а вся ответственность лежала на нём, на Владимире Ивановиче, и если в институте хватятся, Игорю ничего не грозит. А если, протрезвев, хватится Игорь? Логичные оправдания поджидали и на этот случай. Он никогда не подумает на проверенного друга, все подозрения достанутся случайной проститутке.
Когда посмотрел на часы, удивился, что срок его прогулки давно закончился. Не рвался возвратиться к человеку, у которого могли возникнуть неудобные вопросы, оттого и время быстро пролетело. Он нервничал, а Игорь, уже одетый, спал, уронив голову на стол. Открытая молния на сумке окончательно успокоила Владимира Ивановича.
Будить не пришлось. Игорь проснулся от его шагов.
– У-у-у! Загулялся парень. Надо бежать, – выскочил из кухни, забыв сумку.
Напоминать он не стал, дождался, когда хватится сам, чтобы отвести даже малейшие подозрения. Он к этой сумке не прикасался.
Выпил лишнего и впал в сентиментальность, захотелось чистоты и нежности. Среди тех, что привозили раньше, таких юных не было. Да он и не искал таких, чтобы не перегружать совесть.
Она сидела, положив ладони на колени, словно прятала их от взгляда мужчины. Владимир Иванович поднял её руку. Девушка вздрогнула от прикосновения, но не отшатнулась, покорно ждала. Красивое округлое колено, стесняться его и прятать не было нужды. А рука детская, с пухлыми коротенькими пальчиками, без маникюра. Озябшая детская ручонка.
– Может, выпьешь для смелости?
– Я не умею. Она у меня назад просится, пробовала несколько раз, и всегда одно и то же.
– Не переживай, это не самый большой недостаток, хотя в вашей профессии без этого трудновато.
– А может, как-нибудь обойдёмся без этого?
– Без водки? Запросто.
– Я о другом.
– О чём?
– О постели, – пролепетала она.
– Интересный поворот. Первый раз, что ли?
– Шестой. Простите меня, дяденька, но у меня там всё болит.
Сидела, заглядывая ему в лицо. Глаза голубые, вздрагивающие ресницы короткие и не накрашенные. Бледная и напряжённая. Ждала.
– И чем же мы будем заниматься?
– Можем поговорить.
– О чём?
– О чём хотите.
– Давай попробуем. – Владимир Иванович задумался, говорить с ней было не о чем, Полное отсутствие общих интересов. Кроме одного (который у нее болит). В голову пришли соответствующие стихи: «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, из сочных гроздей венки свивать, хочу упиться роскошным телом, хочу одежды с тебя срывать…» – Тебе Бальмонт нравится?
– Это американский актер?
– Русский поэт Серебряного века. Ты любишь стихи?
– Я Резника по телевизору видела. Красивый, в белом костюме.
– Понятно. А чем ты занимаешься? Работаешь или учишься?
– В аграрном университете.
– Деревенская, что ли?
– Городская, но туда поступить легче.
– Ну, расскажи про аграрный университет.
– А чего рассказывать. Полгода ещё не проучилась, ни одной сессии не сдавала. Лучше вы что-нибудь расскажите.
Владимир Иванович налил водки.
– Не пейте, пожалуйста.
– Боишься, что изнасилую?
– Нет, я вам верю. Вы добрый. Вы только моим не рассказывайте, а то меня с работы выгонят.
При ней пить не стал, но когда выпроводил, налил несколько раз подряд. Нравилось считать себя добрым и благородным. Денег было не жалко, пусть и ворованные, но пошли на помощь бедной студентке. И совсем некстати закралось подозрение, а не разыграло ли это невинное создание дешевую мелодраму перед простодушным добряком. И он вызвал новую Кристину.
Наутро смог вспомнить, что она была очень красивой, самой красивой из всех побывавших в его квартире. А дальше – провал в памяти. Судорожно осмотрел карманы. Деньги были целы.