Игры на острове

К тому времени как Тэлли с Нелл разрезали свои именинные торты, у всех уже сделались глаза сонные или возбужденные. Калюм непринужденно отметил, что делать из мороженого торты — не его специальность, так что эти торты приготовил Крэг (проявив при этом талант, не известный его нанимателям). Торт для Нелл был белого цвета и украшен синей скабиозой и желтым ирисом (оба цветка были, как известно, ее любимцами среди цветов на острове), а торт для Тэлли был изготовлен (по форме и по цвету) в виде бутылки шампанского, украшенной этикеткой отеля Талиски. Тэлли оживленно подмигнул, отрезая верхушку «пробки».

— Впервые меня пригласили совершить какое-то обрезание, — сострил он.

Нелл, погрузив нож в свой торт, загадала желание, однако суть его никому не выдала, а когда Алесдер поинтересовался, ответила:

— Не скажу, а то не исполнится.

— Вы на самом деле собираетесь в Эдинбург с этим французом? — въедливо спросил он.

— Да, а почему бы не поехать? — произнесла Нелл недовольно.

— Он нечто иное, как бухгалтер из-за границы. Я бы не доверял ему чрезмерно, — объяснился он неуверенным голосом, хотя шампанское придало ему смелости.

— Ох, Алесдер! — воскликнула Нелл в раздражении. — Что-нибудь произойдет с вашим «Союзом»? Может быть, он и «заграничный бухгалтер», как вы его мило обозвали, но для меня это звучит приятней, чем «старик». А это очень подходит к вам. Я же собираюсь попрыгать через костер. — И, повернувшись на каблуках, она от него отошла.

— Вот проклятие! — пробормотал огорченно Алесдер, следя взглядом (с выражением сильного разочарования) за тем, как Нелл подошла к Тэлли и потянула брата к костру. Костер уже превратился, прогорев, в кучу красных головешек, но все еще таил в себе неожиданности. С некоторым сомнением Тэлли поглядел на костер, ударил какое-то откатившееся полено, чтобы оно догорело; при этом тут же взметнулась вверх туча золы и искр.

— Фу! — Он сплюнул с неудовольствием и протер глаза. — Я весь в саже! О’кей, Нелл, о’кей! Давай покончим поскорей с этим дурным делом!

Взявшись за руки, они отступили на несколько шагов, чтобы разбежаться. Потом (под громкий аккомпанемент музыки, сыгранной Тайной на арфе, и под гулкие аплодисменты зрителей) Тэлли и Нелл набрали в грудь воздуха и побежали, хохоча, навстречу язычкам пламени и догорающим головешкам еще живого костра.

— Иероним! — в один голос завопили они, когда перескочили костер без всякого для себя вреда.

Они заплясали оба, как дервиши, разрумянившись от успеха и выброса адреналина.

— Давайте же, все прыгайте! Не страшно! — вопили они.

Пальцы Тайны все больше ее не слушались, не она продолжала перебирать струны арфы и издавать чудесные звуки. Поддавшись примеру хозяев отеля, стали прыгать и многие гости, поодиночке и парами, Какой-нибудь зритель (из темноты, окружавшей костер) мог бы подумать, что он попал на шабаш ведьм.

Даже Клод с Финеллой перепрыгнули через костер, как пара экзотических газелей; Наэм прыгала с Тони, разбросав с кучи догоравших поленьев по сторонам тлеющие уголья, и этим вызвала в толпе зрителей, окружавшей костер, кратковременное оцепенение, а потом взрыв веселья. Только Алесдер отказался наотрез, непреклонно покачав головой, невзирая на то, что к нему подошла Нелл и попыталась его уговорить сама.

— До сих пор я выдерживал все, что мне было послано судьбой, без всякой помощи раскаленных головешек, — стоял на своем Алесдер. — И выдержу все, что будет мне еще послано.

— Господи, какой вы упрямый! — раздраженно сказала Нелл ему. — Упрямый и неромантичный.

— Называйте меня как хотите, — отрезал он. Эта ночь была для него просто бедствием, несчастьем. Ему до смерти захотелось оказаться где-нибудь на горной вершине, за мили от кого бы то ни было на свете.

— Мне не нужно никакой суеверной чепухи для поддержания своих надежд. — Он просто кожей чувствовал, как этот противный француз, с этим его золотым браслетом, безвозвратно похоронил все его надежды! В сердцах он смял бумажную тарелку из-под торта и швырнул ее в огонь.

— Это не простое суеверие, это же символично, — возразила Нелл. Ведь для нее прыжок через костер имел и великий смысл, и значение. Она поклялась, что с этого момента должна будет самоутверждаться, отстаивая свои права, меньше будет стесняться и, полюбив себя, займет более основательное положение. А прошлое, ее прошлое, сгорело в костре!

«Больше не стану смущаться и теряться, — говорила она себе самой, отходя от Алесдера и направляясь к Клоду с радостной улыбкой. — Больше я уже не безвестная толстуха. Я Джейн Фонда. И Джоан Коллинз. И Ширли Конрен — в одном лице. Смотрите все — я иду!»

«Смотри, смотри, Алесдер, куда она идет!» — удрученно пробормотал сам себе упрямый юрист, занимаясь самобичеванием.

* * *