— Знаю одно местечко, где его спрятать. Там, где я его держу, никогда не найти.
— Но если это найдет полиция, тебя посадят. До сих пор тебе просто дьявольски повезло, что там спокойно, вот ты и соблазнился. Тебе нужно, Мак, от него избавиться.
— И что я должен с ним сделать? — хриплым голосом сердито допытывался приятель. — Не могу же я его просто выбросить в море, чтобы кто-нибудь его снова нашел!
— Да Бога ради, можешь привязать к нему что-нибудь тяжелое, — подсказал, волнуясь, Тэлли. — Как только он потонет, сразу сопреет, хотя и там может взволновать рыбу.
Несколько минут Мак обдумывал эту мысль, а потом сказал, все еще пребывая в некотором сомнении и нерешительности:
— Ладно, о’кей.
— Я тебе помогу, — поспешно заверил его Тэлли, желая убедиться в том, что рыбак сдержит свое слово. — И, между прочим, больше не продавай никому. Уже столько народу об этом знает! Знаешь, а почему бы нам не сходить завтра? Вывезем и покончим с этим. Скажи своей команде, матросу, чтобы еще один день отдохнул. Он подумает, что ты все еще болеешь.
— Ну ладно, о’кей, — неохотно согласился Мак. Он отпил из кружки и подмигнул Тэлли бесстыжими глазами с красными белками. — Хотя товар чертовски хорош, верно? Может, оставим немного для себя?
— Господи, Мак, ты неисправим! — нахмурившись, воскликнул Тэлли.
Габриель Гарви-Бьеасс тоже был полностью согласен с Маком: это чертовски хороший товар! Вместе с Изабеллой они наняли ялик поплавать по заливу — спокойному и обласканному солнцем, под небесами, такими же ясными, как день и вечер накануне. Они медленно двигались по бухточке, совершенно пустынной, на восточной стороне острова, следя за кружащимися пролетающими над ними морскими птицами.
На пристани ночью Габриель сказал Изабелле, что купил у Мака травку.
— Для нашего пребывания здесь вполне достаточно, — заверил он ее. — Не беспокойся — я не собираюсь бегать в винный погребок ради сигареты с коноплей, когда мы вернемся домой. Но раз я не могу выпить, то это поддержит меня сейчас. Это то, что мне необходимо.
Габриель спрятал маленький пластиковый мешочек, заполненный сухими коричневыми листьями, в сумку с туалетными принадлежностями.
— И ты тоже должна попробовать, Изабелла.
Что она и сделала. Плавая на ялике, лежа в полудреме на подушках между банками, они поочередно курили сигарету с марихуаной; солнце слепило глаза через закрытые веки. И вот они стали ласкать друг друга, как когда-то подростками делали это на пляже в гавани Кадиса. Напряженная работа и трое маленьких детей требовали их постоянного внимания и не позволяли им насладиться любовью. Кроме того, Габриель сильно пил и частенько к ночи он скорей просто отключался, а не засыпал. И уже стало редкостью, чтобы он лег пораньше с Изабеллой или чтобы был настолько трезв, чтобы обменяться с ней чем-то большим, кроме поцелуя на сон грядущий.
— А мы никогда не занимались любовью в лодке, верно? — спросил Габриель, ощущая, как с каждой минутой нарастает сладкое желание. Он быстро расстегнул Изабелле лифчик под просторной кофтой в виде буквы «Т», простым движением, которое навсегда запомнилось со времен подросткового тисканья с подружками.
— Что ты имеешь в виду? Не можешь вспомнить? — с низким, воркующим смехом удивилась Изабелла. Открыв глаза, она обнаружила, что над ней маячит его лицо, полное страсти. — Тебе хочется? Здесь и сейчас? — Она подвигалась, как бы проверяя прочность их положения, а потом улыбнулась лениво и смиренно — травка начала действовать: — Что же, а почему бы и нет?
Самым сложным делом было избавиться от брюк, но их любовная страсть была настолько неудержима, что они справились с этим, хихикая и посмеиваясь, как подростки, которыми они еще раз вообразили себя.
По заливу разносились тихие стоны на испанском, и несколько серебристых чаек, которые сели на воду, вдруг закричали, будто подбадривая супругов, продвигавшихся к головокружительному пику эмоций в ныряющей под этими чайками лодке.
Любой случайно увидевший двух немолодых полуголых людей, занимающихся любовью на дне ходуном ходящей лодки, был бы очень удивлен. Но кругом не было ни души, и Габриель с Изабеллой наслаждались этим сладостным одиночеством.
На следующее утро, когда Тэлли выглянул в окно, он грустно отметил полное несовпадение с прогнозом погоды: по стеклам бил дождь, трава-песколюб пригнулась к земле, а в пологе рощи из шотландских сосен ветер проделал дыры.
— Что за неудача, — вздохнул Тэлли и поплелся в ванную, — Пошли мне, Боже, удачи в дороге. Видно, это будет та еще поездка.
Он выпил две пилюли от морской болезни и сунул остаток упаковки в карман дождевика. Проделывая все это, Тэлли заметил листок бумаги на ковре на полу — это была короткая записка, которую Нелл подсунула под дверь. В ней говорилось: «Выезжаем очень рано. Еду в Эдинбург на несколько дней с Финеллой. Вернусь в воскресенье. Храни очаг в гостинице! (Следи, чтобы в гостинице горели камины)».